Немец, шатаясь, скрывается за бортом машины. Это не от усталости, нет.

Для работы пневмо УШМ пришлось почти все время гонять двигатель "Ящерки" на холостых оборотах. Вот за три часа и надышались солярочным выхлопом.

По-хорошему, сейчас бы отдохнуть минуток сто. Но чуйка подсказывает, что мы и так злоупотребили гостеприимством местной долины.

Пять минут, прислонившись спиной к нагретой солнцем броне, посидеть в тишине, потом стащить с себя пропитанную маслом, гарью и потом робу. Помыться, насколько хватит воды. И рвать отсюда когти, пока не замели.

Выезжая обратно на дорогу, останавливаюсь в месте, где проложенную колесами колею пересекает след здоровенной животины, обошедшей нас за кустами.

– Ох, ни хрена себе следочек, - в ссохшийся до твердости бетона красноватый грунт вдавлены отпечатки копыт размером с грампластинку. Вдавлены на глубину не меньшую, чем глубина следа, оставленного нашим броневиком, и расстояние между отпечатками побольше моего полноценного шага.

Кого я тут хотел напугать двенадцатым калибром? Против таких монстров только "ДШК", а лучше "КПВ" может считаться за аргумент.

И у немца не поинтересуешься подробностями. На мероприятия по личной гигиене у него еще хватило сил. А вот дальше у парня начались дикие спазмы, и пришлось ждать, пока он отблюется до желчи, и только потом на себе втаскивать в кабину.

В кабине немец свернулся калачиком на маскировочной сети и затих.

У меня у самого все признаки отравления налицо, но крутить баранку я пока могу. А вот на парня отравление подействовало куда сильнее. То ли потому, что я старше и у меня организм покрепче, то ли просто особенность организма.

В результате на какое-то время я остался без напарника. Сколько могут длиться последствия отравления, я не в курсе. И все, что мне остается, это утешать себя мыслью, что к вечеру, ну, край к следующему утру, Руди оклемается.

– Лохматая, тебе лучше всех, слиняла в сторонку и отлеживалась в тенечке. А мне, по всему, весь остаток дня на морально-волевых баранку крутить.

Лохматая обнюхав след, скребет когтями бронелист под дверью. Всем видом демонстрируя - кто-то отсюда валить, пока не замели, собирался? Давай, подсаживай меня в кабину, пора сваливать, а то тут какие-то следы страшные и запах непонятный.

Дальнейший путь до "Тропы четырех" прошел без приключений, немец страдал на подстилке из маскировочной сети, Муха дрыхла в ногах у немца, а бронемашина исправно накручивала на кардан километры маршрута. Редкие встречные машины и небольшие конвои. Бесконечные пологие холмы, покрытые невысокими деревцами и пожухлой от зноя травой. Стада местных травоядных, беспокойно крутящих головами при звуке работающего мотора. Редкие, обглоданные до последнего болтика, остовы машин на обочинах. И две разбитые колеи, убегающие вперед до самого горизонта.

Почти у самого поворота на "Тропу четырех" в зеркале заднего вида бодро нарисовалась тройка багги. Я уже настроился на неприятности, но обошлось.

На ровном участке дороги, стараясь держать скорость не ниже тридцати километров в час, освобождаю одну колею. Ревущим моторами тарантайкам этого вполне хватает для обгона.

Глубокий до головокружения выдох - пронесло. Решительно необходимо что-то решать, а то я тут к тридцати годам поседею без пулемета.

Провожая взглядом проглатывающие неровности проселка огромными ходами подвесок багги, едва не проезжаю мимо него.

Местные деревца на высоту трех человеческих ростов проросли сквозь скрученную винтом раму, остатки кузова и кабины того, что когда-то было мощным, полноприводным грузовиком. Сюрреалистичная композиция получилась - ржавый автомобильный остов, нанизанный или, скорее, пронзенный стволами деревьев.

Какой груз мог так раскорячить не самый хлипкий грузовик? Топливо? Боеприпасы?

И какое он имеет отношение к названию - Тропа четырех?

Под едва ощутимым нажимом кончиков пальцев, останки кабины грузовика рассыпаются коричневой пылью. Монотонный шепот ветра стихает, уступив место мгновениям покоя и тишины, изредка нарушаемой потрескиванием остывающих механизмов бронемашины.

Есть в этом месте привкус страшной, мистической тайны из почти былинных времен начала освоения этого мира.

Бр-р-р-р.... Аж мерзкий холодок малодушия по спине пробежал.

А местный гид, как назло, слюни пускает и палубу заблевать норовит. Ему не до мистики, понимаешь.

– Руди, зацени, девки голые голосуют, подвезем? О! Ожил. Вот она сила слова животворящего.

Убедившись, что его в очередной раз цинично поимели, немец аккуратно подвинул Муху и уселся на своей лежке. Быстро умнеет или это у него уже рефлекс выработался - собак почем зря фашистскими кирзачами не пинать.