Войтех долго разглядывал крест на башне костела. Наконец, вытащил из внутреннего кармана конверт, сунул его в руку Колчину.

– Билеты на самолет до Варшавы, – сказал Войтех. – Воспользуешься своим польским паспортом на имя Анжея Рошальского. Документы надежные. Прилетишь на место, погуляешь в варшавском аэропорту полтора часа. Пересядешь на рейс «Аэрофлота». Ночью будешь уже в Шереметьево. Там тебя встретят.

– А что Донцов? Он тоже возвращается?

Войтех отрицательно помотал головой.

– Но не в Москву. Возвращается туда, откуда прибыл в Прагу. Потому что нигде не засветился. Так решили в центре.

Последний раз Колчин видел Донцова, когда вчерашней ночью они вместе ехали в город. До Праги оставалось еще километров десять. Донцов попросил остановить фургон, сказал, что он выйдет прямо здесь. Поймает такси или попутку. Вдвоем в город возвращаться нельзя. Он переночует на какой-то квартире, адрес которой Колчин не знал. А ночью еще предстоит встреча с Войтехом, нужно получить инструкции из центра. Колчин полез в грузовой отсек, нашел старую матерчатую куртку, отдал ее Донцову взамен плаща.

Донцов потряс руку Колчина: «Я уверен, что мы скоро увидимся, – сказал он. – Уже в Москве». В эту последнюю минуту расставания Колчин неожиданно для себя разволновался, даже голос сел и сделался каким-то хриплым. «Хорошо бы», – сказал он, и последний раз тряхнул ладонь Донцова. Затем повернулся, залез в кабину и медленно тронул фургон. В зеркальце Колчин увидел, что Донцов стоит на обочине, вытянув вперед руку, сигналит проезжающей мимо машине. Но машина не остановилась. Войтех похлопал Колчина по плечу, поднялся со скамьи. – Прощай. Желаю удачи.

– И тебе того же, – ответил Колчин.

Он остался сидеть, а Войтех, подняв воротник плаща и поправив черный берет, быстро зашагал к монастырским воротам. Надо поторчать тут еще минут десять, потом можно уходить. Колчин достал из кармана конверт, вытащил билеты. Отлет в семь вечера. А впереди добрая половина дня, которую нечем занять.

Выйдя с территории монастыря, Колчин сел в такси, доехал до центрального универмага, решив, что надо обзавестись чемоданом или чем-то в этом роде. Человек, вылетающий из Праги без багажа, даже без дорожной сумки, выглядит странно, если не сказать подозрительно. Кроме того, карман оттягивала стянутая резинкой пачка банкнот достоинством в сто крон.

В универмаге кипела суетливая предпраздничная жизнь. Женщины в голубых халатиках мыли стекла, выставляли в витринах новые манекены, перебивали ценники, рабочие монтировали стильные матерчатые ширмы, которые должны заменить примерочные кабинки. Готовились к большой распродаже, которая должна начаться через пару дней. Распродажа приурочили к двадцать восьмому октября, дню провозглашения независимости Чешского государства. Магазин был битком забит покупателями, в основном немецкими туристами, стремящимися, как и Колчин, до отъезда на родину потратить завалявшиеся в карманах кроны.

В водовороте людей Колчину без причины стало грустно, как на кладбище. Он почувствовал себя одиноким чужаком, которого нигде не ждут, которому никто не рад. Хотя чужак не беден, у него есть доллары и кроны, есть желание потратить деньги.

На первом этаже Колчин, не жалея, что ему лично не удалось попасть на распродажу и сэкономить на покупках, выбрал дорожную сумку с широким ремнем. Поднялся на второй этаж, в секцию мужской одежды. Купил несколько рубашек, недорогой синий свитер, брюки и кое-что по мелочи. Оторвав от сумки бирку с ценником, сложил покупки, застегнул «молнию». Затем побродил между прилавков, раздумывая, каким сувениром порадовать генерала Антипова. Набор рюмок из чешского стекла, светильник, выходной серый костюм – это не варианты. К стекляшкам и тряпкам генерал совершенно равнодушен.

Колчин остановил выбор на подарочном наборе «Бехеровки» – три литровые бутылки крепкой травяной настойки, упакованные в цветастую коробку.

Перекусив в кафетерии, Колчин, чтобы убить время, слонялся по пешеходным улицам, пока не набрел на знакомое питейное заведение «Рио Гранде». Спустившись по ступенькам вниз, он, как и в прошлый свой визит, не увидел ни одного посетителя, но застал на рабочем месте знакомого бармена. Смуглолицый Эрик Пытлек был одет в ту же холщовую рубаху с рукавами до локтей и вышивкой на груди. На шее болтались деревянные бусы, а на голове косо сидело широкополое соломенное сомбреро.

Запястье правой руки бармена было перевязано грязноватыми бинтами, а верхняя скула крест на крест заклеена полосками пластыря. Бармен поприветствовал Колчина и поставил перед ним рюмку туземского рома, цветом и запахом напоминавшего жиденький вчерашний чай.

– Включить вам мексиканскую музыку? – спросил Пытлек. – Другой музыки у нас нет. Хозяин запрещает крутить диско, рок или что-то в этом духе.

– Не стоит, – ответил Колчин и пригубил ром. – Что у тебя за повязка на руке?

– Два дня назад один кретин, которого отшила его же подружка, очень разозлился на весь мир и почему-то лично на меня, – объяснил Пытлек. – Вытащил нож. Еле с ним сладил. Думал, он мне кишки выпустит. Короче, мне опять повезло. А вы нашли ту симпатичную женщину, которую искали несколько дней назад?