— Сейчас мы отправимся к Владычице Галадриэли, — сказала Селестиэль. — Она правит островом. Мы с ней были подругами, надеюсь, мы получим ее поддержку. Так или иначе, мы должны будем посвятить ее в наш план. Все нолдоры, вернувшиеся с Внешних Земель, и их потомки живут на Эрессэа. Если нам удастся убрать Черту, их смоет волной от землетрясения. Никто не должен находиться в это время на острове… Резиденция Галадриэли находилась, по счастью, не слишком далеко от порта. Весь путь они преодолели пешком, оставив киберноида охранять корабль. Они шли и шли по кажущемуся бесконечным эльфийскому городу, выстроенному из белого и розового камня. Весь остров был сплошь застроен высотными каменными домами, на их балконах теснилась любимая эльфами зелень цветов и небольших деревьев; внизу же, на улицах, узких и вымощенных истертыми множеством ног каменными плитами, царил вечный полумрак. Эльфов вокруг было множество. «Народу больше чем в Москве», — подумал Лугарев. На самом деле это было не так, но впечатление…

— Я начинаю понимать, что имел в виду этот Ульмо, — шепнул на ухо Лугареву Левин. — Ты посмотри на них, они же чуть ли не на головах друг у друга сидят! Такого жуткого перенаселения я еще ни разу не видел, разве что в Монако… На улицах Аваллона Лугарев впервые увидел эльфийских детей. Здесь их было множество, несмотря на то, что рождаемость у эльфов, в сравнении с продолжительностью их жизни, всегда была очень низкой.

Странное чувство овладело Лугаревым, когда он впервые взглянул в серые и печальные глаза этих детей, обреченных прожить всю жизнь в огромном каменном городе, на сумрачных улицах, которых даже в полдень не касались лучи солнца…. Хотя… Может быть, и не обреченных… если их план увенчается успехом.

Дворец Галадриэли был построен явно раньше большинства окрестных домов, когда недостаток места для строительства еще не так ощущался.

Здание было более плоское и не столь высокое, его окружала живая изгородь из цветущих кустов. Солнце, видимо, сюда все же добиралось.

— Доложите Владычице Галадриэли, — сказала Селестиэль эльфу-стражнику, встретившему их у дверей, — что прибыла хранительница Лотлориена Селестиэль и с ней четверо спутников. В серых глазах эльфа мелькнула тень удивления, но он тут же поклонился, не задавая вопросов, и исчез за дверью. Ждать ответа пришлось недолго. Дверь отворилась, стражник появился на пороге и объявил:

— Владычица Галадриэль примет вас немедленно. Они вошли в небольшой зал с беломраморным полом. Стены были увешаны древними гобеленами, через окна в потолке проникал вечерний свет. Навстречу им, высокая и стройная, в длинном белом платье, поднялась с кресла Владычица Галадриэль. Со смешанным чувством трепета и восхищения смотрел Лугарев в лучистые серые глаза Королевы, живущей с начала времен. Эти глаза видели Священные Древа в их первозданном блеске, когда мир был юн и лежал под звездами прежде восхода Луны. Последняя из оставшихся в живых вождей мятежников — нолдоров, прошедшая Вздыбленные Льды пролива Хелкараксена пути из Валинора в Белерианд, вечно молодая и бесконечно мудрая в свои восемь тысяч лет, пережившая всех земных королей. Ее волосы не были темными, каку большинства эльфов, они сияли, как древнее золото, свободно рассыпавшись по плечам. Она казалась хрупкой, и в то же время исполненной невероятной внутренней силы, средоточием древнего знания, и в то же время сохранившей в своей вечной молодости красоту Первозданного мира. Селестиэль бросилась к ней, они обнялись и расцеловались — «как две школьные подруги лет через десять после выпускного бала», — подумал Лугарев. Не десять, и не сто — тысячу двести лет! Когда первая бурная радость встречи улеглась, Селестиэль представила королеве Левина и Лугарева, разумеется, как эльфов.

Галадриэль приветливо улыбнулась им, а затем окликнула кого-то во внутренних покоях и попросила — именно попросила, а не приказала, как можно было бы ожидать от королевы — принести ужин на шестерых. За ужином женщины продолжали обмениваться новостями, говорила, в основном, Селестиэль, Галадриэль же слушала, время от времени переспрашивая и уточняя детали. Ее самым живейшим образом заинтересовал рассказ о наемниках Вечности, взявших в плен Гортаура и назгулов.

— Слушая тебя, Селест, — сказала она, — я начинаю жалеть, что вернулась на Эрессэа. Воистину, деяния ваши велики, и навеки войдут в песни нолдоров.

— Некому будет складывать те песни, — печально произнес Ломион. — Боюсь, что мы — последние из нолдоров, остававшихся на Внешних Землях. Лишь в Валиноре будет жить память о нас и о нашей победе.

— Даже не в Валиноре, а только лишь на Эрессэа, — так же печально ответила Галадриэль. — Ибо, по велению Валаров, возвратившиеся изгнанники и их потомки могут селиться только на Эрессэа; Валинор же нам разрешено лишь посещать. — То-то я и смотрю, что вы тут на головах друг у друга сидите, — не выдержал Лугарев, и осекся, подумав: «А не сболтнул ли я чего лишнего?»

— Ты прав, лесной брат, — ответила Галадриэль, — Тебе повезло больше, эльфам Трандуила дозволено селиться в Валиноре, в лесах Ороме, мореходы покойного Цирдана живут по берегам Эльдамарского залива, и лишь мы, изгнанники, самые многочисленные из всех, ибо теперь даже тэлери уступают нам по численности; только мы вынуждены все жить на этом небольшом острове. Поневоле задумаешься — не лучше ли было бы оставаться на Внешних Землях, пусть даже соседствуя с людьми, чем губить наших детей в рукотворных каменных ущельях этого города, занявшего уже весь остров…

— Почему же Валары не хотят выпустить нолдоров во Внешние Земли? — спросил Левин. — Если не хотят видеть вас рядом с собой, так и отпустили бы с миром обратно.

— Я не один раз обращалась с этим вопросом к майару Эонве, — ответила Галадриэль. — Мне ни разу не было дано никакого ответа.

Сами же Валары не появляются среди нас даже на празднике Сбора Плодов. Мне больно смотреть, как мой народ мучается в тесноте на крохотном островке, тогда как вокруг нас целый огромный мир, готовый принять всех. Лугарев понял, что пришел момент рассказать все как есть.