…Два милицейских опера и два работника технической службы ГУВД явились только к семи вечера. Технари потребовали у хозяина трубку мобильного телефона, без спроса прошли в его кабинет, расставили на письменном столе свои приборы, подключились к телефонной линии, размотав провода, стали проверять какие-то контакты и соединения. Опера, сняв пиджаки, устроились в гостиной. Усадив хозяина на стул посредине комнаты точно под люстрой, начали инструктаж.

– Когда он позвонит, говорите ровным спокойным голосом, не напрягайтесь, не выдавайте своего волнения, – говорил один опер. – Отвечайте на вопрос только тогда, когда поймете его смысл.

Не успевал говоривший закончить последнюю фразу, как в разговор вступал второй мент.

– Мы уже подключились к вашим аппаратам через телефонный узел и вашего оператора сотовой связи, – говорил он. – Но в вашем кабинете сейчас установят магнитофоны и аппаратуру, с помощью которой можно определить место, из которого звонит абонент. Например, телефонную будку. Возможно, все дело решит один звонок. Это в том случае, если Мальгин воспользуется линейной связью. Тогда мы задержим его без вашей помощи. Вы понимаете меня?

– Понимаю, чего тут не понять, – кивнул Елисеев, чувствуя, что по горло сыт впечатлениями сегодняшнего дня. От переизбытка негативных эмоций, от всех этих бесконечных вопросов и ответов у него начинается сильнейший приступ мигрени, а к горлу подкатывала тошнота.

– Вам надо неотлучно находиться в своем кабинете и ждать, – молол языком опер. – Теперь поговорим о том, как следует вести беседу. Начнем с начала. Вот несколько практических советов. Во время разговора вы не должны покашливать – это выдает волнение, беспокойство.

Елисеев поднялся на ноги:

– Я не буду покашливать, – пообещал он. – Разрешите, я таблетку приму. Голова раскалывается.

Опера переглянулись.

– Отставить таблетку, – сказал старший, который при встрече представился Николаем Рыбаковым. И неожиданно перешел на «ты». – У тебя должна быть ясная и чистая башка. Усек? Никаких таблеток. А головную боль перетерпишь.

– Но это простой аспирин, – робко возразил Елисеев.

– Я сказал «нет», – опер опустил руку на плечо Елисеева, усадив того на стул. – Аспирин – это дерьмо белого цвета. Тебе даже кофе пить нельзя, даже чая. Хлебнешь минералки, когда закончим разговор.

Елисеев едва не застонал. Господи, да эти менты в сто крат глупее Вики. Они доведут его до сердечного приступа, до кондрашки доведут и успокоятся лишь, когда Елисеев сдохнет от сердечного приступа…

Выходные у Василия Полуйчика – самые напряженные дни недели, потому что именно в субботу и воскресенье народ желает гулять, а Василий как-никак владелец престижного ресторана и ночного клуба. Если пускать дела на самотек, от высокой репутации его кабаков не останется и следа.

В субботу Полуйчик до ночи торчал в одном из своих заведений «Серебряном аисте», подбивая бабки за прошедшие три месяца, и пришел к выводу, что в делах продолжается сезонный застой. Проще говоря, заведение едва сводит концы с концами и, судя по всему, оживления активности не следует ждать раньше середины сентября. Василий, встав перед высоким зеркалом, сунул ноги в новые туфли и сменил темный двубортный пиджак на светлый в мелкую клеточку. Он хотел выйти в зал, где веселился с компанией один старый приятель, присоединившись к застолью, отвезти душу за разговором. Но тут зазвонил телефон.

Полуйчик упал в кресло и снял трубку. Звонил некто Щеглов, личность темная, по слухам, в прошлом он был связан с ментами. После короткого обмена приветствиями Щеглов сказал:

– Хотел к тебе заскочить на ужин, но не получается. Поэтому скажу по телефону. Сегодня утром у себя на даче погиб Штоппер. Его натурально выловили из выгребной ямы. Он плавал в дерьме. Решили, что он утонул в нечистотах. Поскользнулся на мокрой доске и нырнул вниз тяжелым местом.

– Печально, – процедил Полуйчик, стараясь выдавить из себя грустную ноту, но получилось фальшиво. Он водрузил на стол ногу и стал завязывать шнурок на ботинке с белым лаковым верхом. – Очень печально.

Надо же, Штопор утонул в сортире. Дурацкая смерть, какая-то нелепая, даже дикая… Впрочем, он Штопор продажная шкура. Кажется, он был рожден для того, чтобы захлебнуться в дерьме. Такой уж человек. Туда ему и дорога. Выполнил, так сказать, свое природное предназначение.

– Но потом оказалось, что его пристрелили, – продолжил Щеглов. – Всадили пулю в затылок. Стреляли видимо в упор. Пуля застряла в голове.

Полуйчик почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он снял ногу со стола, так и не завязав шнурок, плотнее прижал к уху трубку.