Шрифт:
– Ладно, все это я уже слышала: быстро поедешь, тихо понесут и так далее. Туфта на постном масле. А катаюсь я не лихо, а посредственно. Но мотоцикл удобный, на шоссе он обставит любую тачку. Не требуется одежды, которую таскают на себе водители тяжелых спортбайков. Все эти защитные комбинезоны, кожаные сапоги, наколенники и прочая дребедень.
– А почему на твоем коне такой грязный номерной знак? Милиция остановит.
– Красивых девушек не так много, чтобы их останавливала милиция. Ну, а теперь давайте о нашем деле. Вам что-нибудь удалось узнать о моем брате?
– Ну, это была не самая трудная головоломка. Он жив, здоров…
– Это я уже слышала. Давайте конкретнее. Пожалуйста.
Мальгин коротко рассказал о том, что удалось узнать. После смерти матери Ольга вместе с братом попали в Дом малютки в одном из ближних районов Подмосковья. Там Оля познакомилась со своими будущими родителями, которые мучительно долго выбирали себе приемного ребенка и наконец, совершенно очарованные белыми кудряшками Оли, сделали этот выбор. Но тут загвоздка. По закону сестру и брата нельзя разъединять. Однако брать в семью мальчика, неуклюжего, отстающего в умственном развитии ребенка с замашками будущего уркагана, приемный отец наотрез отказался. Этот вопрос проще всего решить через деньги. Кому сунуть взятку? Прежде всего, директору Дома малютки. Затем врачу, который выпишет заключение о переводе Пети в детскую больницу. И наконец надо дать на лапу больничному патологоанатому, который выпишет заключение о смерти брата, скажем, от крупозного воспаления легких.
Олег Алексеевич Антонов, в ту пору директор мебельного цеха, не скупясь, отстегнул сколько требуется. Вот и все, путь свободен, теперь нет никаких законных оснований отказать Антоновым в усыновлении четырехлетней Оли. А что же брат? Под другим имением, с другими сопроводительными бумагами он попадает в детский дом для пациентов с задержкой психического развития, а затем, когда парень достиг совершеннолетия, его перевели в психоневрологический интернат, сокращенно ПНИ. Теперь его имя Петр Сучков. По документам сирота, близких и дальних родственников не имеет. В его карточке, которую Мальгин получил через старшую сестру, записано, что молодой человек страдает олегофренией в степени глубокой дебильности.
– Что это значит? – оборвала рассказ Оля. – Ну, как перевести эту байду на русский?
– Твой брат никогда не станет великим инженером, летчиком или профессором ботаники. Из него может получиться, например, хороший дворник. Или мойщик посуды.
– Мойщик посуды… Этих врачей за компанию с моим приемным папашей надо судить показательным судом. Я пойду в прокуратуру.
– Даже и не думай. Прошло слишком много времени. Все быльем поросло.
– Что с ним сейчас? – глаза Оли сделались сухими и злыми.
– Твой брат живет в психоневрологическом интернате, это здесь, в Москве.
– ПНИ – это что-то вроде психушки тюремного типа?
– Не совсем. Хотя и не санаторий с усиленным питанием. Там содержат около трехсот человек. Разумеется, есть забор, решетки на окнах, вахта, санитары, воспитатели. Пациенты занимаются физкультурой, трудотерапией. Режим как в старшей группе детсада. Питание… Ну, скажем, так себе. Лишнего веса не нагуляешь, но, в принципе, и ноги не протянешь. По выходным больных могут навещать родственники. И вообще свидания разрешены в любой день кроме понедельника. Правда, родственников приходит не сказать чтобы много. Пациентов можно забирать домой на субботу и воскресенье. Это же не буйные психи, они такие же люди как мы, только… Только немного странные. Если соберетесь туда, суньте на вахте деньги, вас пропустят. Но дешевле договориться с нянькой. Кстати, в стеклянной таре продукты не принимают. И, разумеется, спички, зажигалки, перочинные ножи не приносите. Вот, возьмите…
Мальгин достал из кармана, протянул девушке сложенный втрое листок.
– Это адрес интерната.
– А сегодня, прямо сейчас, туда рвануть можно?
– Опоздала. Отложи на завтра, начинают пускать с шестнадцати, после тихого часа, до восемнадцати.
– Что мне принести ему? Какие гостинцы?
– Ну, конфеты. Немного вареной колбасы.
Мальгин поднялся. Оля осталась сидеть на скамейке, комкая в руках клочок бумаги.
– Подождите. Я не смогу пойти туда одна. Я никогда не была в таких заведениях. И встреча с братом… Это нелегко. Это Трудно. Вы должны меня сопровождать.
– Слушай, я выполнил свои обязательства. Теперь мы квиты. Услуга за услугу. Кроме того, завтра в двенадцать тридцать я встречаюсь в уличной кафешке с одним человеком. Важный разговор.
– Где именно вы увидимся? Я за вами заеду.
Мальгин, вздохнув, назвал адрес магазина «Тысяча мелочей» на Ленинском проспекте.
– У меня нет шлема, – добавил он.
– Я вожу с собой запасной, в рюкзаке, – Оля расстегнула молнию рюкзака и показала оранжевый шлем, с темным пластиковым забралом.
– А ты настырная. Ладно, прокатимся завтра на твоей тарахтелке на встречу с братом. Только одно условие: о наших с той переговорах и о брате – ни слово отцу. Ну, хотя бы до поры до времени. Обещаешь?
– Обещаю, хотя обещать не хочется. Могу сейчас довести вас до дома. Хотите?
– Хочу. Но тебе не следует знать, где я живу.
– Господи… Подумаешь какой… Особо секретный страховой агент…
Пропустив остроту мимо ушей, Мальгин направился к автобусной остановке. Прошел десяток метров, остановился и оглянулся назад. Оля смотрела на него, будто ждала именно этого: он остановится и вернется. Мальгин достал из кармана пачку сигарет. Очень не хотелось просить эту девчонку о большом одолжении. Но так сложилось, что она рядом, а ему именно сейчас в этом городе, переполненном людьми, некого просить о помощи. И он вернулся. Остановившись в двух шагах от Оли, сказал: