— А ты уверен, что этот материал тебя спасет? Вспомни, там бывает как очень жарко, так и очень холодно, в воздухе постоянно висят пыль и грязь, — предостерег его Бёртон. — Во время моей предыдущей экспедиции одежда буквально гнила у меня на спине.

Они подошли к высоким дверям главного здания. Спенсер протянул руку и взялся за одну из ручек.

— Конечно материал будет портиться, постепенно, — сказал он, — но они сделали для меня пятнадцать проклятых комбинезонов, босс, так что осмелюсь сказать, мне их хватит. Кроме того, — он махнул рукой на окружающий их туман, — если я выдерживаю эту дрянь, я могу выдержать все, что угодно!

— Тогда я очень рад, — ответил Бёртон. — Ты был центральной фигурой в деле с южноамериканским алмазом, и, скорее всего, станешь критически важен когда — или если — мы добудем африканский камень. Добро пожаловать на борт, Герберт!

— Чудесно! — добавил Суинбёрн.

Заводной человек приоткрыл дверь достаточно широко, чтобы они смогли войти.

— Входите, джентльмены.

Оба человека вошли в штаб-квартиру технологистов и их немедленно ослепил яркий свет электрических ламп.

Изамбард Кингдом Брюнель построил электростанцию Баттерси в 1837 году. В то время он был полон странными идеями, вдохновленными его хорошим знакомым, Генри Бересфордом, и, проектируя станцию, собирался использовать некую «геотермальную энергию». Медные столбы поднимались из четырех углов знания как высокие дымоходы, но в противоположном направлении они простирались намного дальше, глубоко уходя в земную кору. В 37-ом Брюнель — еще совсем молодой, всего тридцать один год — был склонен к преувеличениям. Он объявил, что при помощи этих цилиндров добудет столько электричества, что осветит и согреет весь Лондон. Но, к сожалению, электростанция сумела осветить только саму себя, хотя ходили слухи, что все может скоро измениться — якобы Брюнель открыл способ увеличить выход медных столбов.

Прикрыв глаза ладонями, Бёртон и Суинбёрн взглянули внутрь станции, превратившейся в огромную мастерскую. Под высоким потолком висело несколько шаров, внутри которых метались молнии. Они заливали пол раскаленным добела светом, отражавшийся от загадочных мегалитических машин. Электричество шипело, трещало и жужжало по их поверхности, разряды прыгали с места на место и с одного хитроумного устройства на другое, наполняя воздух острым запахом озона.

Посреди всегда этого, справа от них, находилось массивное устройство. Двенадцать футов в высоту и тридцать шесть в ширину, оно напоминало большую трубу — впереди кабина, сзади мотор — и стояло на множестве коротких суставчатых ног. Другие ряды ног выходили из боков и верхушки. Из задней части торчали горизонтальные паровые воронки, а спереди находился чудовищных размеров бур, острый конец которого находится в восемнадцати футах от главного тела.

Спенсер, заметивший, что они смотрят на устройство, объяснил: \

— Это Червь — одна из машин, которые используют для того, что копать туннели под Лондоном. Считают, что на подземных поездах будет легче ездить по городу, потому что сейчас улицы забиты под завязку всякой всячиной. Но лично я не собираюсь кататься в этих поездах. Боюсь задохнуться.

— Ты не можешь задохнуться, Герберт, — возразил Суинбёрн.

— Это ты так говоришь!

Еще одно устройство привлекло их внимание. Это был большой бочкообразный механизм на трех ногах с несметным числом механических рук, каждая из которых кончалась плоскогубцами, паяльной лампой, пилой и еще каким-нибудь орудием. Вокруг него стояла группа техников и инженеров. Увидев Бёртона и Суинбёрна он повернулся, отделился от технологистов и неуклюже направился к ним.

— Здравствуйте, джентльмены, — сказал он таким же голосом, как и Спенсера, хотя его баритон был немного ниже.

— Привет, Изамбард, — ответил Бёртон, потому что, на самом деле, массивный механизм был знаменитым инженером — или, более точно, аппаратом по поддержанию жизни, в котором он находился с 1859 года, заслужив прозвище Паровой человек. — Экипаж Орфея готов взять на борт механизмы и дополнительные запасы. Все ли готово?

— Да, сэр Ричард. Мои люди снимут... обнимут — о, простите меня — поднимут все наверх.

— Эй, Иззи! — пропищал Суинбёрн с озорной усмешкой в зеленых глаза. — Твое новое разговорное устройство сломалось?

— Нет, — ответил Брюнель. — Но оно не слишком активно... демонстративно... интуитивно — я имею в виду эффективно — взаимодействует с вычислительными элегантами — хмм, элементами — моего мозгового искристого — импульсного — калькулятора. На сенсорных узлах устройства происходят непредвиденные метания... выгибания — мои извинения — колебания. 

— Клянусь шляпой! — воскликнул Суинбёрн. Да это хроническая болезнь! Я не понял ни одного слова. Абсолютная белиберда, для меня.

— Алджи, — прошептал Бертон. — Держи себя в руках!

— Все в порядке, сэр Пилчард... э, сэр Ричард, — прервал его Брюнель. — Мистер Сумасброд еще не простил меня за то, как я общался с ним во время дела Тека-Стригунчика. О, конечно удела — гмм дела — Джека-Попрыгунчика. Клир.

— Клир? — спросил Суинбёрн, пытаясь не хихикнуть.