– Да-а, не повезло мужику… – сказал подумавший о том же Носок. Он хотя и был крещеным, но от веры отцов и дедов не отказался и давно уже понял, что за зверя выпустили на площадку. – Этого Хозяина абы кто не возьмет…

Медведь напал неожиданно. На задние лапы, чего напряженно ожидал мужик, он встал только когда подошел совсем близко, поэтому удар рогатиной в его грудь получился без замаха, слабым. Но это было еще полбеды. Сила и сноровка у мужика оказались отменные, да, видать, не судилось ему в этот день одолеть медведя – рожон не вошел в грудь зверя, а лишь скользнул по ребру. Потому уже в следующее мгновение Хозяин подмял противника под себя.

Даже лежа на спине, мужик продолжал бороться. Видимо, близость смерти придала ему нечеловеческую силу: он сумел схватить медведя за нижнюю челюсть и теперь удерживал ее, стараясь не позволить зверю пустить в ход клыки. Но вся одежда на груди мужика была уже изодрана медвежьими когтями в клочья, из многочисленных кровавых борозд на деревянный помост обильно струилась кровь…

Стоян сам не понял, какая сила сорвала его с места и перебросила через ограду. Он схватил рогатину, лежавшую неподалеку от места рукопашной борьбы человека с медведем, и с размаху вогнал ее под левую лопатку зверя. Это случилось так быстро и неожиданно, что никто из зевак ничего поначалу и не понял. В отличие от окровавленного мужика, который смог самостоятельно выбраться из-под медвежьей туши.

– Я твой должник, – сказал он Стояну, тяжело дыша. – Держи… – С этими словами мужик снял с шеи оберег и вручил его спасителю. – Храни его. Он тебе пригодится. Бывай… – Слегка пошатываясь, мужик вышел за ограду и исчез в толпе.

Публика, осознав наконец произошедшее, начала ревом и криками приветствовать продолжавшего стоять на площадке слегка растерянного Стояна.

– Награду, награду!.. – требовали зрители.

Хозяин медведя вознамерился уж было зажилить гривну – победу-то в схватке одержал ведь не тот, с кем у него состоялся уговор, – но перед натиском толпы не устоял: натянув на постное лицо радостную улыбку, всучил Стояну серебряный брусок. Парень поклонился ему и людям и, следуя примеру мужика, поспешил покинуть место медвежьей потехи. Присоединившийся к нему Носок с восхищением молвил:

– Ну ты дал, дружище! Такого зверюгу насадил на рогатину, как… как рыбину на кукан! Какая ж вожжа тебе попала под хвост?

– Я и сам не знаю, – признался Стоян. – Што-то ударило в голову… а дальше ничего не помню. Вот, – показал он Носку свой приз. – Повезло…

– Эх, паря, да ты даже не догадываешься, как тебе повезло! Этого хватит ведь, штоб нам вооружиться с головы до ног! Теперь-то хоть понял, какую удачу поймал за хвост?

– Теперь понял… – Стоян блаженно улыбнулся.

– То-то. Потому предлагаю вернуться в корчму – это дело надо обмыть. А в оружейные ряды пойдем завтра, с утра.

– Хочешь гривну порубить? – обеспокоился Стоян.

– Ни в коем случае! Погодь, у меня тут кое-что завалялось… на черный день… – Носок деловито полез за пазуху, долго шарил там и наконец извлек наружу две серебряные монеты. – Во, видал?! Литовские денарии [20] . Ну так что, идем?

– Идем!

И аккурат в этот момент, словно в честь триумфа Стояна, зазвонили колокола церкви Святого Иоанна на Петрятином дворище, и малиновый звон поплыл над Торгом, наполняя души христианского люда благостью, а мысли – предвкушением сытного масленичного застолья. То наступило время обедни.

Новгородский Торг бурлил. Небо, как на заказ, очистилось от туч, предвещавших с утра снежный заряд. По счастью, тот обошел город стороной, и теперь буйно светило яркое солнце, щедро одаривая красками и без того многокрасочный людской разлив. Особенно радовало глаз разноцветье одежд состоятельных горожан мужского пола. Аксамитовые ферязи [21] соседствовали с богатыми шубами, покрытыми переливчатыми шелками, нередко с золотым или серебряным шитьем; козыри (высокие стоячие воротники) были украшены мелким речным жемчугом – жемчужной зернью; золотые и серебряные пуговицы с драгоценными каменьями, стоившими подчас дороже самих платьев, сверкали подобно россыпи маленьких солнц.

Не отставали от своих знатных мужей и горожанки, щеголявшие в еще более ярких и нарядных одеждах. Чело женских кик [22] изготавливалось из серебряного листа, обтягивалось нарядной тканью и украшалось золотом, жемчугом и драгоценными камнями, а задняя часть (подзатыльник) шилась из собольего или бобрового меха. Шубки из куниц, выдр и лис, крытые паволоками [23] , выглядели под стать дорогим ферезям мужей.

Народ победнее и выглядел посерее. Особенно мужики – шапка, портки да зипун. А вот жены и дочки ремесленников запросто могли посостязаться с товарками из купеческого и боярского сословий если не дороговизной, то по крайней мере яркостью и красочностью нарядов: покрытые яркой тканью и вышитые кокошники, подшитые беличьим мехом кортели [24] из цветастого аксамита, алые суконные ферезеи с меховой оторочкой, золотые и серебряные височные кольца, подвешенные к головным уборам на разноцветных лентах…

Как и во всех русских городах, новгородский Торг состоял из рядов-улиц, коих здесь насчитывалось целых сорок три: Ветошный, Иконный, Кафтанный, Кожевный, Котельный, Красильный, Льняной, Мыльный, Овчинный, Пирожный, Рыбный, Сапожный, Серебряный, Сермяжный, Хлебный, Холщевный, Чупрунный, Шубный и другие. Некоторые ряды носили сразу несколько названий.

Главный ряд назывался Великим, но горожане чаще именовали его Сурожским. Он тянулся сначала вдоль Волхова, а от Великого моста сворачивал к Немецкому двору. Лавки Великого ряда выходили на Ярославово дворище и Вечевую площадь, где торговали богатые новгородские купцы и приезжие русские гости. Кроме рядов на Торгу имелись еще и обширные торговые площадки (Коневая, Хлебная горка), а возле церкви Иоанна Предтечи торговали прямо с рук.