— Называйте Меня Сыном Бога Живого, Царем Иудейским, Сыном Человеческим, Христом Божьим. Но смотрите, никому не говорите, кто Я такой! [18] . Когда мы не одни, именуйте Меня просто Учителем, — скромно молвил скиталец.

Удушливо пахнуло перегаром. Это Андрей склонился к уху брата и зашептал:

— Он сумасшедший. Но не перечь ему.

И, заметив в красноватых глазках Симона немой вопрос, добавил:

— Мы будем его использовать.

Внезапно воспоминания Петра прервались: из-за угла вынырнул ночной дозор. Стражников было трое; под их яркими плащами виднелись покрытые металлическими пластинами кожаные панцири. Двое римлян несли факелы, и в их свете сумрачно блестели шлемы воинов. Кожаные солдатские сапоги на взгляд нашего современника смотрелись необычно: пальцы они оставляли открытыми. На перевезях висели короткие мечи в ножнах. Однако, несмотря на величественную античную амуницию, эти римляне выглядели чмошненько: и Публий, начальник дозора, человек с грубым и пакостливым выражением лица, и оба его подчиненных, имена коих история не сохранила. Лучшие воины служили в армии, а этих отправляли для охраны общественного порядка.

Христиане в растерянности остановились и неаккуратно опустили свою ношу на землю. Петра сотрясло, он больно ударил локоть.

— Что вы здесь делаете? — спросил Публий, пристально разглядывая участников ночного шествия.

— Наш вельможа захотел прогуляться, и мы несем его, — ответил Анания.

«Странный у них господин, — подумал римлянин. — Набрал челядь из евреев. Неужели не мог купить рабов получше»?

Князь апостолов отодвинул шторку и высунулся наружу, намереваясь узнать, почему «стоим».

— Разрази меня Юпитер! — вскричал начальник дозора и отступил на два шага. — Ну и страшный же у вас вельможа!

— На его святом лике печать благословения Божьего! — молвил молодой дебил Есром (эту мудрёную фразу Симон уже несколько месяцев вдалбливал в его голову, и, как видим, успешно).

— Да, хорошо ваш бог его припечатал! — засмеялся начальник патруля, и, верный природе сотрудников правоохранительных органов всех времен и народов, добавил: — Дайте денег, а не то отведу вас всех в участок.

— Бедные мы, — ответил, вылезая из носилок, апостол. — Сами милостыню просим.

Но так как «вельможа» ехал в дорогих носилках, слова Петра вызвали у стражников недоверие. Публий предположил, что этот странный господин, напившись вина и пресытившись ласками жены и рабынь, на ночь глядя решил развлечься с блудницами. Следовательно, он обязательно должен был иметь наличность. Откуда стражники могли знать, что Кефас ехал не к женщинам, а по дурацкому делу?!

Античные милиционеры с большим рвением обыскали и господина, и слуг, и носилки, но вместо желанных монет нашли лишь несколько кусочков папируса. Начальник дозора развернул один из них и при свете факела, услужливо поднесенного подчиненным, прочел:

— Пес возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идет валяться в грязи [19] .

Римляне засмеялись.

— А ты писатель, — обращаясь к Симону, сказал Публий, — правда, несколько грубоватый. Так у тебя точно нет денег?

— Не тленным серебром или златом искуплены мы от суетной жизни, преданной нам от отцов, но драгоценною кровию Христа, как непорочного и чистого агнца [20] , — ответил апостол.

— Что-то ты странное говоришь, — молвил римлянин, — и о предках неуважительное. Обыщите их еще раз!

Но и снова, всё перерыв и даже проверив рты и другие отверстия задержанных, стражники не нашли ничего ценного.

— Ладно, если денег нет, то я удовольствуюсь носилками, — вкрадчиво молвил Публий и уставился на Петра, желая видеть его реакцию. Начальник дозора при всей своей показной наглости и самоуверенности был труслив и всегда боялся ограбить не того, кого можно. Вдруг у этого вельможи большие связи!

Выслушав разбойничью речь служителя закона, апостол остолбенел и тихо застонал, от бессилия крепко сжимая кулаки. «Перебить их, что ли? — размышлял он. — Нет, у них мечи, а мы безоружны… Проклятые захватчики…» От скорби и просто по привычке Петр впал в транс и пробурчал несколько слов на «ином» языке.

— А, так ты ругаться вздумал! — закричал Публий и так приложился к груди апостола, что тот влетел обратно в носилки. — Ребята, вытряхните его оттуда, берите вещественное доказательство и за мной!

Стражники, повинуясь приказу, освободили носилки и понесли их за Публием.

— Мы в участок? — спросил один из подчиненных.

— Нет, отнесем ко мне домой.

— Но постой, Публий, деньги мы всегда делили, а носилки ты хочешь сам захапать!

— А как я их разделю?

— Отдай наши доли деньгами, — вступил в спор другой стражник.