— Так когда мы с мужем встретимся с Кефасом?

— Я скажу ему, — ответил Иов. — Подойди к нам завтра, и получишь ответ.

— Хорошо, — сказала Сапфира и попрощалась с сектантами.

Анания был потрясен, когда жена сообщила ему, что для вступления в общину Кефаса им нужно расстаться со всем своим имуществом.

— А где же мы будем жить и растить детей? — спросил плотник.

— У них большой дом, и всё в нем общее.

Анания молча пожал плечами.

— Быть может, — продолжала Сапфира, — лучше жить в одной большой, дружной семье, где и помогут, и посоветуют. А волшебник Кефас излечит меня от бесплодия…

— Хорошо, милая, давай завтра сходим к храму и во всём разберемся.

На следующий день возле культового сооружения из христиан [2] крутился один Иов. Супруги подошли к нему и поздоровались.

— Мир и вам! — молвил в ответ проповедник. — Я обо всём с Кефасом договорился, и он вас ждет.

— А где Иеремия? — спросила Сапфира.

— Он занят. Но не беспокойтесь, я сам отведу вас к князю апостолов.

— Это далеко? — полюбопытствовал Анания.

— Да, — ответил Иов, — однако путь к Истине еще длиннее.

Но Иерусалим — небольшой городишко, и пока супруги пытались постичь смысл последней фразы Иова, путь их завершился и спутники оказались перед ветхим трехэтажным зданием, обнесенным довольно высоким забором. Иов постучал в ворота, и в смотровом окошке калитки показалась перекошенная физиономия пожилого привратника Товии.

— Пусти, их ждет Кефас.

— Ладно, — поморщился Товия, не любивший отпирать калитку.

Гости и Иов вошли и осмотрелись. Во дворе какой-то верующий стоял на одной ноге на врытом в землю столбе. И так как этот столб был довольно высок, Анании такое занятие показалось небезопасным.

— Чего ради он там стоит? — спросил плотник у Иова.

— Кто? А, Иосиф! Его на днях сильно искушал Сатана, даже послал за ним роскошную колесницу — приезжай, мол, ко мне в преисподнюю. Иосиф уже ступил в нее одной ногой и только тогда догадался обратиться с молитвою к Господу нашему. И колесница растаяла в воздухе, а Иосиф рассказал обо всем Кефасу. Тот и наложил на него епитимью.

Иов с сочувствием посмотрел на балансирующего страдальца и добавил:

— Молчать бы ему, дураку, мало ли что привидится, ан нет, взял да и ляпнул…

Спутники вошли в дом и стали подниматься по лестнице. Шедший впереди проповедник оглянулся и предупредил супругов:

— Осторожно, здесь ступенька коварная. На ней постоянно Дьявол искушает.

Анания нагнулся и осмотрел неисправность.

— Ее легко починить, — сказал он и помог жене переступить через «ловушку Дьявола».

Наконец, они поднялись на верхний, третий этаж, и Иов робко постучал в дверь опочивальни Петра. Приглашения войти не последовало.

— Он же должен быть там, — удивился Иов и постучал сильнее.

— Кого еще Сатана принес? — раздался из-за двери злобный, скрипучий голос.

— Рабби, это Иов. Я привел к тебе Ананию и Сапфиру, признавших Спасителя.

Петр снова молчал.

— Рабби, я тебе о них говорил!

— Ладно, входите, — послышалось из опочивальни.

Иов открыл дверь и пропустил вперед супругов.

В Эрмитаже висит картина Эль Греко «Апостолы Петр и Павел». Мы не будем обсуждать неестественно вытянутые фигуры персонажей этого полотна — такими Эль Греко изображал всех людей; оставим также в покое эпилептика Павла, ибо не он является героем нашей истории, и внимательнее приглядимся к образу Петра в трактовке испанского художника.

У апостола кроткий и добродетельный взор, открытый и высокий лоб, красивый, «благородный» нос; крепко сжатые губы свидетельствуют о большом жизненном опыте и великой мудрости Петра. Его ухоженные, прекрасной формы усы и борода будто скопированы с испанского гранда (что, конечно, так и было). Весь облик апостола говорит нам о его доброте, честности, порядочности, глубоком уме и обширных знаниях, и не заметно ни тени гордыни, алчности, злобы. Устремленный куда — то в сторону и вниз взгляд Петра задумчив и грустен: очевидно, что князь апостолов размышляет о нелегких судьбах человеческих, скорбит о наших грехах и сокрушается, видя непобедимую мощь Сатаны.

Святой человек, да и только!

До Караваджо все европейские живописцы приукрашивали положительных, с точки зрения Библии, персонажей христианской истории. Дело в том, что все картины на эту тему писались по заказам Церкви. Конечно, крупнейший феодал был самым ненадежным, придирчивым и скаредным партнером, какого только можно себе представить, но художникам приходилось с ним связываться. Церковь имела много денег и нуждалась в произведениях искусства — с их помощью католики хотели усилить свое влияние, что было особенно важно в период Реформации. Известно, правда, много случаев, когда живописцы, даже великие, годами ждали оплаты своего труда. Но обычно священники, скрепя сердце и скрипя зубами, всё же платили художникам и скульпторам. Иначе бы батюшкам пришлось самим украшать храмы, и абстракционизм возник бы ещё в то далекое время.