Шрифт:
– Беш, беш, – согласился тот.
Не понимавший их речи майор уже поднялся на ноги и теперь стоял перед ними навытяжку, руки по швам, и только потел со страху.
– Мы – завсегда! – наконец выпалил он.
Монархи переглянулись.
– Тут что-то было сказано? – спросил император.
– Сказано-то сказано, – отозвался король, – но что-то больно уж невнятное.
Майор понял, что надо пояснить.
– Я к тому, что мы – завсегда! – повторил он. – В том смысле, что – верой и правдой!
– Что – верой и правдой? – спросил горбун.
«Жилка, жилушка, ну!!!» – мысленно взмолился майор Чужак, вслух же произнес:
– Камушки – завсегда! Цацки от всяких контриков, рыжье! Завсегда с большой радостью!
– И от этой самой радости, – усмехнулся император, – ты добрых три четверти всего этого заныкиваешь себе?
– Это при том, что наш народ голодает, – добавил свинорылый король. – А у него вон три шифоньера от всякого добра ломятся.
– То ж Аглайке, дочурке единственной, в приданое, – попытался оправдаться майор, но монархи уже не слушали его.
– Лейтенант Огурцов! – крикнул император.
Секунды не прошло, как перед троном уже стоял навытяжку молодой, пахнущий одеколоном лейтенант госбезопасности.
– По вашему приказанию! – щелкнул он каблуками до блеска начищенных сапог.
– Ну-ка, напомни-ка нам, лейтенант Огурцов, – попросил император, – чего и сколько ты давеча принес нам на нашу бедность?
– Точно так! – отрапортовал лейтенант. – Перстней от двух зиновьевцев – четыре штуки; золотишка от архиерейской вдовы – с полкило; зубов золотых, что с допросов, – с полкило тоже; ну и там по мелочам – серебришко, брошечки, запонки…
– И все за одну неделю?
– Точно так!
– А себе что оставил, лейтенант Огурцов? Ну-ка – как на духу!
Лейтенант потупил глаза. Потом, порывшись в кармане, достал небольшой золотой портсигар, показал:
– Вот… От бухаринца одного… Но ежели надо…
– Нет-нет, лишнего нам не надо, – отмахнулся император, – оставь себе. Задаром работать никто не заставляет.
– Главное дело – не греби, как этот… – Горбатый король бросил презрительный взгляд на Чужака, и тот съежился.
– Дочке, Аглайке… – пробормотал он, но слушать его никто не стал.
Обращаясь к лейтенанту, император изрек:
– Ты, Огурцов, далеко пойдешь.
– Рад стараться!
– Видим, видим, стараешься уже. Скоро, глядишь, и в майоры выбьешься, тем более что место майорское, кажется мне, скоро без хозяина останется.
Майора Чужака шатало, как тростинку на ветру. Трудно понять, как он нашел в себе силы выговорить:
– А я?..
– Берилык азыкум, – сказал король.
Майора затрясло еще сильнее.
– Азыкум анакербеш, – кивнул император.
На майора было страшно смотреть. Видно, он уже и к жилке своей заветной не обращался – разуверился, что на сей раз она вытянет.
– Беш анабузык! – грозно сказал король и на той же своей тарабарщине произнес длинную тираду, в которой Юрий тем не менее сумел выловить одно понятное слово.
Это слово было «секирбашка».
– Анабузык! Секирбашка! – подтвердил император и махнул куда-то рукой. – Секирбашка! Секирбашка! – не слушая его, загудела толпа.
– Ваше… – выдавил Чужак, становясь ниже ростом, ибо часть пола под ним начала опускаться.
– Секирбашка! Секирбашка! – закудахтали кликуши, столпившиеся у трона.
– …императорское!.. – взвыл Чужак. К этому моменту он уже по пояс опустился в подземелье.
Когда подбородок его поравнялся с полом, майор прокричал:
– Верой и правдой!
И с этими словами уехал вниз окончательно. Плита пола над ним задвинулась, и лишь откуда-то из глубин еще некоторое время слышались его вопли:
– Черт попутал!.. Но – верой же и правдой! И троцкистов мы – завсегда, без поблажек! Верой и правдой, ей-богу!.. Не тронь! Не тронь, ирод! Верой и правдой, только верой и правдой! А-а-а!.. – И через секунду все стихло.
Теперь взоры монархов были устремлены на Катю и Юрия. Похоже, сейчас должна была решиться и их судьба. После некоторых переговоров на своем тарабарском наречии, император наконец удостоил их своего царственного взгляда из дырки на плече и произнес по-русски:
– Теперь – что касается вас, молодые люди…