– Дитя? – позвала Тишина.

Себруки повернула к ней голову и улыбнулась. Какие перемены – и всего лишь за год! Прежде Тишина могла бы поклясться, что этот ребенок никогда больше не будет улыбаться. Первые три месяца на постоялом дворе Себруки провела, глядя на стены. Куда бы Тишина ее ни сажала, девочка переходила к ближайшей стене, усаживалась перед ней и смотрела в одну точку весь день. И молчала. У нее были мертвые глаза, как у Тени…

– Тетя Тишина? – спросила Себруки. – С тобой все в порядке?

– Все хорошо, детка. Просто меня посетили воспоминания. Ты… решила вычистить загон для свиней именно сейчас?

– Стены нужно хорошо мыть, – ответила Себруки. – Свиньи любят, когда чисто. Ну, точнее, Джером и Иезекииль. А остальным вроде бы все равно.

– Тебе не нужно так сильно оттирать стены, детка.

– Мне нравится, – сказала Себруки. – Я могу это сделать, и я рада помочь.

Ну, лучше уж мыть стены, чем постоянно на них пялиться. Сегодня Тишина была бы рада, если бы девочка оставалась здесь как можно дольше. Главное, чтобы не вышла в общий зал.

– Думаю, свиньям это понравится, – сказала Тишина. – Почему бы тебе не поработать здесь еще?

Себруки посмотрела на нее.

– Что-то не так?

Тени. Она такая наблюдательная!

– В общем зале собрались мужчины и сотрясают воздух грубой руганью, – сказала Тишина. – Я бы не хотела, чтобы ты это слушала.

– Я не ребенок, тетя Тишина.

– Нет, ребенок, – твердо сказала Тишина. – И должна слушаться. Не думай, что я не могу достать тебя пониже спины.

Себруки закатила глаза, но повернулась и, напевая, снова занялась стеной. Тишина не особенно нежничала с Себруки, и девочка совершенно спокойно реагировала на суровое обращение. Казалось, даже ждала его, возможно, считая, что так кто-то за все отвечает. Тишина хотела бы за все отвечать и контролировать события. Однако она была Разведчиком – имя, которое взяли себе ее дедушка и бабушка и другие люди, покинувшие Родину, чтобы исследовать этот континент. Да, она Разведчик, и будь она проклята, если покажет кому-нибудь, какой беспомощной чувствует себя большую часть времени.

Тишина пересекла задний двор и направилась к конюшням, отметив по дороге, что Вильям Энн на кухне размешивает пасту, чтобы добавить ее в пиво. Тишина прошла мимо и заглянула в конюшню. Как и следовало ожидать, Честертон сказал, что они уедут после трапезы. В то время как большинство посетителей предпочитало провести ночь в сравнительной безопасности постоялого двора, Честертон и его люди привыкли спать в Лесу. Даже в окружении Теней они чувствовали себя спокойнее, чем в кроватях постоялого двора.

В конюшне Доб, старый конюх, только что закончил чистить лошадей. Поить он их пока не стал. Тишина приказала сделать это в самый последний момент.

– Хорошая работа, Доб, – сказала она. – Почему бы тебе не отдохнуть?

– Благодарю, мадам, – пробормотал он, по своему обыкновению уселся на крыльце и достал трубку.

Доб туго соображал и понятия не имел о том, что на самом деле происходило на постоялом дворе, но старый конюх остался с ней после смерти мужа, и она понимала, что ей едва ли удастся найти столь же верного человека.

Тишина закрыла за ним дверь, принесла мешочки из запертого шкафа, стоявшего в задней части конюшни, проверила в тусклом свете содержимое каждого и разложила их на столике, после чего закинула седло на спину одной из лошадей.

Она уже заканчивала седлать лошадей, когда дверь конюшни распахнулась. Тишина застыла на месте, сразу вспомнив о разложенных на столе мешочках. И почему она не убрала их в карман фартука? Какая небрежность!

– Разведчица Тишина, – раздался спокойный голос.

Тишина подавила стон и повернулась, чтобы встретить вошедшего.

– Теополис, – сказала она. – Тебе известно, что внезапное появление в чужих владениях – дурной тон? Мне бы следовало вышвырнуть тебя вон.

– Брось. Это было бы… как если бы лошадь лягнула человека, который его кормит. – Теополис оперся спиной о дверной проем и сложил руки на груди.

Простой костюм, не соответствовавший его положению, свободно болтался на долговязой фигуре. Сборщик налогов форта не хотел, чтобы случайные прохожие догадались, чем он занимается. На чисто выбритом лице всегда сияла покровительственная улыбка, а одежда казалась слишком чистой и новой для того, кто живет в Лесу. Однако он не был ни щеголем, ни глупцом. Теополис был очень опасен, хотя и не так, как другие.

– Что ты здесь делаешь, Теополис? – спросила она, закрепляя седло на спине фыркающего чалого мерина, с остальными лошадьми Тишина уже закончила.

– Почему я всегда прихожу к тебе, Тишина? Уж, наверное, не из-за милой улыбки на твоем лице.

– Я заплатила налоги.

– По той простой причине, что освобождена от большинства из них, – заявил Теополис. – Но ты не заплатила мне за поставку серебра, сделанную в прошлом месяце.

– В последнее время дела идут не лучшим образом. Но скоро я расплачусь.