А ей необходимо было остаться здесь до конца августа и дождаться Урманова. Здесь у нее было больше возможностей пересечься со своим врагом, чем в Москве.

Поэтому с самого начала Маруся принялась утверждаться на новом месте – для того чтобы никто и ни при каких обстоятельствах не выгнал ее отсюда.

Она была любезна, легка, доброжелательна. Вставала чуть свет и ложилась позже всех. В тренажерном зале давала советы и рекомендации; если при Льве Карловиче отдыхающие просто крутили педали на велотренажере – пока не надоест, а их дети кувыркались на беговых дорожках, Маруся с энтузиазмом навела порядок. Мягко и ненавязчиво она распределила публику по тренажерам, дала ценные указания, кое-какие нагрузки запретила некоторым, а другим, наоборот, рекомендовала. В пансионате был врач, но через некоторое время отдыхающие убедились, что Маруся вполне может заменить его (тем более что к врачу за рекомендациями и так мало кто ходил).

Она проводила разминки и зарядки. Ловила публику в холле, появлялась в столовой во время обеда – спокойно и весело напоминала о пользе физических упражнений. Уж что-что, а общаться с публикой Маруся умела и любила (практика в Турции очень пригодилась!). Она не заставляла – она предлагала, она увлекала…

Основным ее контингентом, как ни странно, были тетеньки постбальзаковского возраста. На лошадях кататься они не желали, тир их не привлекал, и они маялись от скуки, валяясь на пляже и сплетничая. Поскольку у всех у них была мечта – похудеть, Маруся быстренько сколотила группу худеющих. И эти тетеньки с таким удовольствием вместо дневного сна принялись бегать и прыгать по лесу, что Владлен Никифорович только диву давался – при прежнем спортивном инструкторе ничего подобного не было!

Маруся объясняла пользу каждого упражнения, показывала и рассказывала, отвечала на вопросы – и скоро стала настолько популярной у публики, что легенды о ней передавались от одного заезда к другому. А после того как многим из ее подопечных действительно удалось сбросить вес, то журнал отзывов пансионата заполнился благодарностями и хвалебными дифирамбами в ее честь.

И при всем при том Маруся была мила и любезна с остальным персоналом, поскольку ни в ком из своих коллег не хотела возбуждать зависть.

Она ждала августа.

Она, словно паук, плела невидимую паутину, в которую должен был попасться ее враг. Урманов приедет – и немедленно окажется в Марусиных сетях. Она найдет его в тренажерном зале, она заманит его с помощью оздоровительного бега трусцой на тихие, самые дальние аллеи, и там – задушит, зарежет, выпьет кровь, разорвет на клочки… Как именно она изничтожит Урманова, Маруся пока не придумала, вариантов была масса, поскольку ей предстояло действовать по обстоятельствам… Как будет угодно высшим силам, превратившим ее в орудие мести.

О том, что Урманов может не приехать сюда, Маруся старалась не думать. Она часто появлялась в холле, где была стойка администрации, – там регистрировались вновь прибывшие, разглядывала каждого приехавшего – не он ли?..

Второго августа (считавшегося днем Ильи-пророка) была, как и полагается, гроза. Бушевала целое утро, а к полудню тучи разошлись и выглянуло солнце.

Маруся вышла на открытую террасу, еще мокрую от дождя, перекинулась несколькими фразами со знакомыми официантками. Напомнила отдыхающей Нине Григорьевне, чтобы та непременно приходила к трем на разминку. Посочувствовала Алле Константиновне – ведь так трудно бросать курить… Благосклонно выслушала комплимент Платона Адамовича семидесяти трех лет, бывшего снабженца, и даже позволила ему отечески потрепать себя по волосам.

И вдруг среди трепещущих белоснежных занавесок, в полутемном зале она увидела знакомый профиль.

Он.

Сердце у Маруси сжалось, потом заколотилось стремительно и часто. Он ли? Она присмотрелась – да, за одним из столиков, в полном одиночестве, сидел Леонид Урманов и намазывал на булочку масло.

Темно-пепельные аккуратно прилизанные волосы, холодный взгляд, челюсти людоеда… Леонида Урманова ни с кем нельзя было спутать!

Маруся с трудом перевела дыхание.

«Интересно, один он или нет?» Но Урманов вел себя и выглядел так, что никого рядом с ним и представить было нельзя. «Наверное, он совершенно не изменился с тех пор, как поджег платье несчастной Даше Рябининой! Такой же отвратительный бирюк, не способный любить…» – с ненавистью подумала Маруся.

Она зашла в зал, пожелала приятного аппетита нескольким своим подопечным из группы здоровья – все с энтузиазмом откликнулись.

– Марусечка, дай бог вам здоровья! – загудела тучная мадам с огромной черной родинкой на щеке, напоминающей издали муху. Мадам когда-то работала редактором в издательстве, она приезжала в этот пансионат уже тридцатый год подряд. – Я после вашей гимнастики себя прямо девочкой чувствую… И давление, знаете ли, стабилизировалось!

Урманов поднял голову, взглянул на особу, привлекшую внимание всего зала (краем глаза Маруся постоянно следила за ним). Потом взял в руки ложку и принялся методично уничтожать овсяную кашу. Никакого интереса к Марусе он не проявил.

Маруся прошлась между столиками.

– Приходите в тренажерный зал, пожалуйста. И вы приходите… – с улыбкой, негромко произнесла она несколько раз, обращаясь к сидящим за столиками людям. Одна из ее фраз была пущена точно в Урманова.

Тот сделал неопределенный жест плечами – то ли да, то ли нет…

На всякий случай Маруся очень тщательно подготовилась к дежурству в тренажерном зале – надела свой лучший спортивный костюм, заколола волосы, отрепетировала перед зеркалом выражение лица, которое могло бы, по ее мнению, произвести впечатление на Урманова.