– Ничего подобного не будет, сэр, – возразил Аллейн. – Наоборот, позвольте поздравить вас за созданный вами чрезвычайно подробный обзор фактов и сделанные на их основе весьма глубокие умозаключения.

Полковник Брэммингтон, очень крупный и краснолицый мужчина, покраснел, казалось, еще больше и, если подобное выражение применимо к особе столь высокого ранга, расплылся в самодовольной улыбке.

– Неужели? – медленно произнес он. – Значит, в своих рассуждениях я не допустил слишком грубых ошибок и мои умозаключения во многом сходны с вашими?

– Совершенно верно, – подтвердил Аллейн. – Грубых ошибок вы не допустили, и ваши умозаключения во многом сходны с моими. За исключением нескольких пунктов.

– Ну, – протянул полковник, – я вовсе не претендую на абсолютную непогрешимость. Интересно только, в каких пунктах мы с вами не сошлись. Может быть, назовете их?

– Хорошо, – произнес Аллейн с виноватыми нотками в голосе, бросая смущенный взгляд на суперинтенданта Харпера и коллегу Фокса. – В сущности, определенную важность представляет лишь один пункт. С моей… то есть с нашей точки зрения на это дело, вы неверно идентифицировали преступника.

Секунду или две после этого Аллейн ждал или сильнейшего эмоционального выплеска, или, что хуже, тягостного молчания. На всякий случай он даже изменил свое положение в пространстве, пытаясь своим торсом закрыть физиономию суперинтенданта, на которой проступило выражение неподдельного довольства. По счастью, реакция главного констебля оказалась на удивление доброжелательной. Правда, сначала он вздрогнул, словно от укола иглы, отчего его крахмальная рубашка захрустела, но когда заговорил снова, его голос оказался странно спокойным и мягким.

– Ваша манера изложения, дорогой Аллейн, – сказал он, – безукоризненна, как у Честертона [28] . Хоть вы и отказываете мне в правильности главного вывода, ваши слова можно принять за комплимент. Говорите, я неверно идентифицировал преступника? Но это ведь не мелочь, не так ли? Выходит, все мои рассуждения и дедукции оказались неверными…

– Ничего подобного, сэр. Ваша теория о причастности Пэриша подтверждается фактами. И Пэриш действительно мог убить Уочмена, причем одним из тех способов, о которых вы упомянули.

– Что же в таком случае показалось вам ошибочным?

– Одно обстоятельство. Ибо единственное средство – бренди, – которым он мог воспользоваться для отравления, исключает его из числа подозреваемых. По той простой причине, что Пэриш не мог знать, в какой стаканчик будет налит «Курвуазье», чтобы бросить в него отраву. Не мог – и все тут. Возможно, это не столь очевидно на первый взгляд, но мы вернемся к этому позже. Боюсь, дело до сих пор представляется весьма туманным и сомнительным, поскольку у нас очень мало улик, которые указывали бы на убийцу напрямую, но ни одна из них, на мой взгляд, не обвиняет Пэриша.

– Какие же улики вы имеете в виду? Ах да! Еще одну кружечку пива, пожалуйста! Боюсь, без пива ваши дедукции могут до меня не дойти.

– Раз мы заговорили об уликах, – произнес Аллейн, вновь наполняя кружку полковника, – то давайте начнем с бутылочки из-под йода. Вернее, двух таких бутылочек.

– Двух? Не может быть!

– Именно так, сэр. В каком порядке прикажете их рассматривать? В том, в каком они появляются на сцене событий?

– Как вам удобнее, дорогой Аллейн, как вам удобнее…

– Вы, сэр, закончили свои рассуждения на Себастьяне Пэрише. Я же, пожалуй, начну именно с него. Предположим, что убийцей и в самом деле был Пэриш. Но как же ему в таком случае повезло! Ибо все обстоятельства при подобном раскладе складываются в пользу Пэриша и изобличают Уочмена. Тот факт, что бренди появился на стойке бара в вечер после принятия им рокового решения, можно посчитать удивительным подарком судьбы. Он не знал наверняка, что Ледж ранит Уочмена. Он лишь надеялся, что Ледж под воздействием бренди попадет не туда, куда метил. Но раз уж это случилось, он должен был в кратчайшее время спланировать серию чрезвычайно тонких и опасных маневров. И как же странно он себя при этом вел! Едва не лишил себя алиби, взявшись перебирать стрелки, особенно если учесть, что он прочил Леджа на роль главного подозреваемого. После инцидента он, вместо того чтобы бросить яд в стаканчик для бренди и отодвинуться от него на почтительное расстояние, продолжал стоять рядом со столиком, словно хотел, чтобы свидетели зафиксировали его местоположение в этой точке пространства. И еще одно: откуда ему было знать, что мисс Мур нальет бренди именно в этот стаканчик? Как известно, в комнате в тот момент стояли в разных местах семь аналогичных стаканчиков. Кроме того, она могла достать из ящика чистый стакан. Интересно, что при этом Пэриш не сделал ни малейшей попытки передать ей стаканчик, который находился в непосредственной близости от него. Девушка сама сделала выбор. И этот аргумент в равной степени относится ко всем остальным свидетелям, поскольку никто, кроме нее, не знал, какой стакан она выберет.

– Уж не намекаете ли вы на то?.. Ох, извините, что перебил, – сказал полковник Брэммингтон.

– Совершенно с вами согласен, сэр. Но лишь при том условии, что мы исключим желание убийцы любой ценой подставить Леджа. Но у него нашлись защитники, а потому из списка подозреваемых можно исключить и Кьюбитта, и мисс Дарру, и Уилла Помроя, и уж, конечно, мисс Мур, несмотря на то что она наливала бренди Уочмену. Ибо все они как один заявили, что Ледж не мог смазать стрелки ядом. Не имел такой возможности. Как видите, я рассматриваю эту проблему с разных сторон.