Сначала Соня была с родителями за границей. Потом начались занятия в Красных казармах, и Митя долго не мог добиться увольнительной. Обычно юнкеров отпускали два раза в неделю – на первую половину среды, и в субботу – до вечера. В среду с утра Сонечка находилась в гимназии, и вся надежда была на конец недели, но, как назло, ротный командир, очень вредный дядька, лишил Митю Алиханова увольнительной на несколько суббот подряд.

Потом Митю все-таки отпустили, но встретиться с Соней ему не удалось. Без всякого приглашения и повода явиться в роскошный дом Венедиктовых, который находился неподалеку от Никитских ворот, было невозможно, переслать Соне записочку через важного швейцара, сторожившего парадное, тоже. Швейцар даже за взятку отказался делать это.

Митя тщетно подкарауливал мисс Вернель, стоя в скверике неподалеку, в надежде, что, может быть, та согласится выполнить это поручение, – до тех пор, пока не слег с простудой.

Месяц он валялся в лазарете и, конечно, запустил учебу. Так что пришлось корпеть над учебниками – топография, фортификация, тактика, химия, военная история…

А в конце зимы, незадолго до Великого поста, Макс Эрден прибежал к нему:

– Алиханов, пляши! Твоя Сонечка будет у нас на благотворительном балу. Я узнавал – в нем участвует гимназия Каретиной.

– Врешь! – побледнел Митя.

– Ей-богу!

В самом деле, Александровское училище время от времени устраивало балы, и на них приглашались ученицы старших классов московских гимназий. Эти балы всегда пользовались большим успехом у девиц. Ну как же – юнкера и офицеры, в военной форме, подтянутые и мужественные… Штатские такого впечатления не производили. Кроме того, юнкеров учил танцам сам Манохин, выступавший когда-то в Большом театре, и почти все они были превосходными танцорами.

Митя ждал этого дня не просто с волнением, а с какой-то внутренней дрожью – так он хотел увидеть Соню.

В субботу перед тем Митя вышел в город в первый раз после болезни. Стояли морозы, на перекрестках улиц по распоряжению градоначальника жгли костры для обогрева прохожих.

Митя остановился перед одним из них, протянул к огню ладони. Дрова горели в цилиндрических решетках из железных прутьев. Эти дрова поставляли соседние домохозяева, иногда их сбрасывали с проезжающих мимо возов.

Неподалеку стоял заиндевевший величественный городовой, следил за порядком. У костра с другой стороны грелся бродяжка в рваной одежде, у ног его дрожала тощая ободранная собака с поджатым хвостом. Иногда у костра ненадолго останавливались прохожие, чтобы погреться.

«Как странно… Пройдет всего несколько дней, и я ее увижу. А если она не придет? Господи, сделай так, чтобы она пришла!»

На город медленно спускались фиолетовые сумерки.

– Господа, купите газету! Сенсационная история – ревнивая жена обливает свою соперницу серной кислотой! Жуткие подробности семейной драмы, от которой стынет кровь в жилах!.. – кричал на углу разносчик газет.

Митя постоял еще немного у костра и вернулся в казармы. Гулять ему совершенно расхотелось, он думал только о Соне, о том, увидит он ее или нет.

…Сначала он не понял, что это она. В белом платье на голубом чехле, с широким атласным бантом, завязанным сзади на талии, с румянцем на скулах и серьезным, тревожным взглядом, который метался из стороны в сторону. Но это была она, Соня. «Неужели меня ищет?..»

Митя пробился к ней через толпу.

– Барышня, вы танцуете кадриль? – склонился перед ней прапорщик из первой роты.

– Нет, я занята, – рассеянно ответила она и вдруг увидела Митю. Вспыхнула вся. – Вы!

Они отошли в сторону, встали за колонну.

Первые мгновения Митя не мог произнести ни слова.

– Наконец-то.

– Митя!..

– Послушайте, Соня, мне надо многое вам сказать, – стараясь сохранять на лице спокойствие, произнес он. – Вы должны знать…

– Погодите, здесь очень шумно! – Она подхватила его за руку, повлекла за собой. Они выскользнули из зала. К счастью, в коридоре никого из старших не было.

– Куда? – Митя пытался остановить ее.

– Сюда! – Она потащила его в зимний сад, расположившийся на небольшом застекленном балконе.

– Соня, если нас здесь застанут, и у вас, и у меня будут большие неприятности… – начал Митя, задыхаясь.

Они спрятались за раскидистую пальму, надежно скрывшую их своими широкими листьями.

– А разве вам не все равно? – шепотом спросила Соня.

Митя посмотрел на нее. А потом кивнул.

Она была близко, совсем рядом. От ее волос едва слышно пахло «виолетт-де-парм».