— Я не знала, что именно здесь похоронен архиепископ. Мне хорошо знакома его огромная статуя на Лагомаджиоре. Почему ее сделали такой большой?

— Друзья Карла Паромео опасались, что его скоро забудут. Они решили, что при статуе в 21 метр высотой архиепископ лучше сохранится в памяти народной. Вы бывали на Лагомаджиоре?

— У меня там вилла.

— Прекрасное место. Вам можно только позавидовать. — У начала лестницы, которая вела в часовню, я остановился. — Могу я попросить вас об одном одолжении, синьора?

Она посмотрела на меня. Мы были одни в полутьме, я еле удержался, чтобы не схватить ее в объятия.

— В чем дело? — спросила она.

— Приглядывающий за гробницей архиепископа монах ожидает чаевых, а у меня, к сожалению, нет денег. Я был бы вам благодарен, если бы вы дали ему 20 лир. Потом вы можете вычесть их из моего гонорара.

— У вас действительно нет денег?

— Временные затруднения.

Она открыла сумочку и дала мне 20 лир.

— Судя по всему, вы не слишком много зарабатываете на своем месте.

— Но это совсем не означает, что я — плохой гид. Просто время от времени случаются неудачи.

— По-моему, вы прекрасный гид, — сказала она улыбнувшись.

— Прошу прощения… — я бросился вперед и схватил за руку Торчи, пытающегося проскользнуть мимо меня. Не отпуская его руку, я подвел своего давнишнего знакомца к женщине.

— Позвольте вам представить, синьора, самого знаменитого карманника, работающего в соборе. Будь так добр, Торчи, верни синьоре те вещи, которые ты только что у нее украл.

Торчи, небольшой толстячок с круглым жизнерадостным лицом стал шарить по карманам, лучезарно улыбаясь.

— Это только для практики, синьор Дэвид, — начал он оправдываться и вернул женщине бриллиантовую брошь, ручные часы, портсигар и кружевной платок. — Вы же знаете, что я никогда не потрошу ваших клиентов. Вот, все возвращено.

— Убирайся, негодяй! — крикнул я. — Если ты еще раз повторишь со мной этот номер, я сверну тебе шею.

— Как вы разговариваете в соборе! — искренне возмутился Торчи. — Не забывайте, что вы находитесь в храме божьем.

Я погрозил кулаком «набожному» вору, и он поспешно исчез в темноте.

— Вот это ловко! — восхитилась женщина. — Как это только ему удалось?

Я рассмеялся.

— Для него это детские штучки. Венцом его воровской ловкости был трюк, когда он на улице стянул у одной женщины пояс для чулок. Она заметила пропажу только тогда, когда с нее начали спадать чулки. Этот пояс и сейчас еще висит у него над кроватью.

— Боже!

— Торчи — величайший художник своего дела, но он здесь не один. Собор буквально кишит карманниками, которые неплохо зарабатывают на туристах. К счастью, я знаю большинство из них, и они не трогают моих клиентов. Вероятно, Торчи соблазнился бриллиантовой брошью.

— Мне не следовало прикалывать ее. — Она нерешительно посмотрела на едва освещенную лестницу, ведущую вниз.

— Можно взять вас под руку? Ступеньки здесь слишком крутые.

— Я как раз хотела просить вас о такой услуге.

Она слегка оперлась на мою руку, и мы начали спускаться вниз. На полпути моя экскурсантка споткнулась и чуть не упала, но я успел ее поддержать и притянул к себе, чтобы она не упала.

— И все это высокие каблуки, — сказала она.

Я ощутил ее грудь у своего плеча и взглянул на женщину. Ее глаза светились в полутьме, как у кошки. Наклонившись, я поцеловал свою спутницу в губы. Она слегка прижалась ко мне. Так мы стояли некоторое время, а потом она отстранилась.

— Этого нам не следовало делать, — сказала она, подняв на меня глаза.

— Да, — согласился я и прижал ее к себе еще крепче. Затем поцеловал ее еще раз, и она ответила на мой поцелуй.

— Не надо, прошу вас…

Вздохнув, я отпустил ее.

— Прошу прощения, — сказал я. — Мне, действительно, очень жаль. Не знаю, что это на меня нашло.

— Не говорите, что вам жаль. Мне это понравилось. Но не лучше ли нам выбраться из этого мрачного места?

После тишины и покоя собора нас ослепил яркий солнечный свет на площади, оглушили и поразили оживленное движение и множество сновавших взад и вперед людей. Минуту мы постояли на ступеньках собора, щурясь на яркое солнце. Толпа обтекала нас, и мы чувствовали себя наедине друг с другом.

— Я сунула вам 1000 лир в карман, — сказала женщина. Еще немного практики — и я смогу быть такой же ловкой, как синьор Торчи.

— Но я их не заработал, — возразил я. — Так что не могу принять эти деньги.

— Замолчите, пожалуйста, я терпеть не могу разговоров о деньгах.

— Тогда позвольте мне, по крайней мере, проводить вас на крышу. Там вы сможете осмотреть статую вблизи.

— С меня хватит собора. Пойдемте куда-нибудь поесть. Мне хочется с вами поговорить.

С этими словами женщина открыла сумочку и вытащила черные очки. Она надела их, и ее глаза полностью исчезли за стеклами. Я с удивлением отметил, что при этом ее лицо потеряло всю свою выразительность. Глаза — это было единственное, что жило на нем.