Шрифт:
Блекло-голубое небо очистилось от огромных черных туч, так и не разразившихся грозой.
— Оно не так уж и мрачно, это кладбище, — заметил Фабрис, следуя тенистой аллеей, — я бы согласился устроиться в уголке, если со мной случится подобная неприятность. Маги, позаботься узнать, нет ли свободного местечка…
— Не говорите так, — возразила ненавидящая черный юмор секретарша.
Наконец они присоединились к похоронной процессии, остановившейся у выкопанной могилы. Служащие похоронного бюро пристраивали рядом венки и букеты цветов. Около сотни людей окружали семью Франсуазы Констан, среди друзей и знакомых затесалось немало любопытных, слонявшихся в надежде повидать знаменитостей.
По толпе пролетел глухой рокот.
— Фабрис Фонтень… Это Фонтень…
Любопытные вначале оборачивались и лишь затем пропускали актера со спутницами.
Фабрис благодарил, натянуто улыбаясь.
— Убийца здесь, — прошептал он, не разжимая губ.
— Убийца? — переспросила Рейна Вальдер.
— Да, Тони!
Не дожидаясь комментария, Фабрис тотчас продолжил голосом, в котором проскальзывали веселые нотки:
— Посмотрите на папашу Эрналя, он торгуется, как при покупке парика! Это похоже на старьевщика…
— Фабрис! — прошипела Маги.
Фабрис замолчал, но это быстро ему наскучило. Чтобы скоротать время, он принялся изучать стоящих рядом, надеясь найти прелестное личико. В нескольких шагах от него стоял молодой человек с прыщавым лицом, едва сдерживавший слезы — продавец от Шавано.
Бруно Мерли тоже мысленно отметил присутствие этого опрятно одетого юноши, он не знал его, но уже дважды их пути пересекались, и Бруно пообещал себе позже отметить в статье присутствие юного незнакомца «с утопающими в слезах глазами».
Во «Франс Пресс» деяния Бруно уже оценили. Клод Доре нашел его статью о «трагическом уходе из жизни Франсуазы Констан» отличной и, естественно, ему было предложено сделать репортаж о похоронах актрисы.
— Это дело по праву твое, — заявил он.
Вместе с Бруно был редакционный фотограф Жозеф Синьяк, или Джо, невысокий тулузец, таскавшийся за каждой юбкой, говоривший с отталкивающим даже друзей акцентом. Джо стал одним из фотографов, отметивших приход Фабриса Фонтеня несколькими кадрами. Когда гроб опускали в могилу, он подмигнул Бруно, давая понять, что доволен проделанной работой.
Когда Жан-Габриэль Эрналь приблизился к могиле, чтобы бросить в нее розы, Джо навел на него аппарат.
— Отлично, папаша! — прошептал он.
Жест Эрналя был подхвачен, и поток цветов хлынул в могилу.
Семья Франсуазы Констан принимала соболезнования; Эрналь неожиданно для себя оказался во главе похоронной процессии.
— Я скорблю с тобой вместе, — сказал Фабрис Фонтень, пожимая ему руку. — В ближайшее время позвоню.
Тони скрылся поглубже в толпе, так он был менее заметен.
Стайка школьниц, прося дать автограф, окружила Фабриса при выходе с кладбища. Все сочли это естественным.
— Снимай! — приказал Бруно Джо, указав на сценку.
Сбитая особо резвыми подростками, Маги потеряла равновесие и упала бы, не подхвати ее пришедший на помощь журналист.
— Маги, наконец-то ты в объятиях мужчины! — бросил Фонтень.
Покрасневшая секретарша поблагодарила Бруно, воспользовавшегося ситуацией, чтобы представиться.
От общения со школьницами Фонтень оживился и полностью забыл о том, где он находится и по какому случаю. Почувствовав неладное, Рейна Вальдер подошла к Маги.
— Уведите его от суда присяжных заседателей!
Женщины объединенными усилиями вырвали его из рук школьниц, громко скандирующих: «Фабрис!»
Вздохнув, актер отпустил руку очаровательной шестнадцатилетней блондинки.
— Кто эти женщины? — спросила одна из школьниц.
— Лоурел и Харди! — съязвил Фабрис.
Но девушки не рассмеялись, глядя, как секретарша и импресарио уводят обожаемого соблазнителя.
Одной из последних кладбище покидала тридцатилетняя женщина, не привлекшая к себе внимания. На нее даже не посмотрели и не узнали, как того боялась она.
Эта несколько поблекшая брюнетка, одетая в пальто из черной кожи с подчеркнутой поясом талией, выглядела уставшей от тягот жизни. Аккуратно причесанная, тщательно подкрашенная и элегантно одетая, она, вне всякого сомнения, вернула себе немного былого блеска и юношеской беззаботности, так очаровавшей некогда ее друзей.
О смерти Франсуазы Констан она узнала из газет и приехала на кладбище под воздействием ностальгии, даже не пытаясь ей противиться. Во всяком случае, в тот день она была свободна.