Глория кивнула.

— Но это было ужасно, — вырвалось у нее. — Я… я теперь хочу остаться на суше.

— Морская болезнь? — с пониманием произнесла женщина. — В твоем возрасте я приехала сюда, на край света, из Англии. Честное слово, половину путешествия я провисела на поручнях! Наверное, моряком нужно родиться. И что теперь будешь делать?

Глория пожала плечами. А потом собрала в кулак все свое мужество и спросила:

— Может быть, вы знаете, где мне… где можно найти место для ночлега? Денег у меня немного, я…

— Могу себе представить, тебя-то они наняли за пару центов, мошенники эдакие! А потом и кормили не досыта, от тебя ж остались одна кожа да кости. Если хочешь, приходи завтра, накормлю тебя хорошим завтраком. Мой сын был таким же, как ты, но он уже вырос и работает на строительстве железной дороги. Много там не заработаешь, но у него есть возможность немного поездить, и ему это нравится. А насчет ночлега… У преподобного отца методистской церкви есть несколько комнат для мужчин. Кто может, делает пожертвование, но если у тебя нет денег, никто ничего не скажет. Только нужно молиться, конечно. Утром и вечером…

Глория не молилась уже много месяцев, даже перед началом своего злосчастного путешествия. Уильям и Кура Мартин не настаивали на том, чтобы дочь ходила на богослужения. Сами они церковь не посещали. Да и Глория ходила на богослужения в Состоне с большой неохотой. Каждый раз, увидев преподобного Бличема, она вспоминала картинку, представшую перед ее глазами в ризнице, — духовное лицо со спущенными штанами над женщиной из собственной общины. За десять минут до того, как он должен был поклясться в верности другой женщине! Глория толком не знала, верит ли в Бога, но за безупречность и чистоту его земных слуг она не дала бы и ломаного гроша.

Поэтому она довольно сильно нервничала, когда брела в сторону церкви на Наки-стрит, довольно-таки примитивной постройке. Преподобный отец, высокий светловолосый мужчина, как раз проводил богослужение, на котором почти никого не было. Глория тревожно оглядела трех оборванных мужчин, сидевших во втором ряду. Может быть, это постояльцы мужского пансиона?

Глория послушно молилась, но петь во время заключительного хорала не стала. «Джек Эрроу» был еще юн, но голос уже должен был измениться. Когда месса закончилась, она подошла к преподобному и, запинаясь, рассказала ту же историю, что и женщине из чайной. Джек, юный житель Нью-Йорка, будто бы нанялся на корабль, идущий в Дарвин. Капитан ободрал его, как липку, остальные члены команды вели себя недружелюбно…

— Судя по твоему виду, они с равным успехом могли быть и чересчур приветливыми, — мрачно заметил преподобный. — Благодари Господа, что выбрался оттуда целым и невредимым!

Глория не поняла, что он имеет в виду, но покраснела.

Преподобный отец понимающе кивнул.

— Судя по всему, ты хороший мальчик, — заключил он, глядя на смутившегося «Джека». — Но для начала постригись. Сегодня ночью поспишь здесь, а там посмотрим.

После столь теплого приема Глория уже понадеялась было на отдельную комнату, но, конечно же, мужской пансион оказался просто общей спальней. В маленькую неуютную комнату, единственным украшением которой было распятие на стене, втиснули пять двухъярусных кроватей. Глория выбрала кровать в самом дальнем углу, чтобы ей мешали как можно меньше, но по мере того, как наступал вечер, комната заполнялась разновозрастными гостями. Глория, казалось, снова очутилась в кошмарном сне, в котором ее воротило от вони немытых тел и мужского пота. Что ж, здесь хотя бы виски не пахло; похоже, преподобный отец следил за этим. Несколько мужчин играли в карты, другие болтали. Пожилой мужчина, облюбовавший место напротив Глории, попытался вовлечь в разговор и ее. Сказав, что его зовут Генри, он спросил ее имя. Глория отвечала односложно, насторожившись еще больше, чем во время разговора с преподобным отцом. И не зря. Генри, который, судя по всему, был матросом, проглотил историю не так послушно, как преподобный.

— Судно из Нью-Йорка в Дарвин? Такого не бывает, парень! Это ж плыть через полмира…

Глория покраснела.

— Я… они… они еще зашли сначала в Индонезию, — промямлила Глория. — Взять какой-то груз…

Генри наморщил лоб, а затем принялся рассказывать истории о своих поездках, и во всех них речь шла об одиночестве на борту. Глория практически не слушала. Она уже жалела о том, что пришла сюда, хотя «Джеку», конечно же, никакая опасность не угрожала.

Или все же угрожала? Когда масляные лампы, дававшие слабый свет, наконец потушили и Глория свернулась калачиком, стараясь уснуть, она почувствовала осторожное прикосновение к своей щеке. Пришлось взять себя в руки, чтобы не заорать.

— Я тебя разбудил, Джеки? — Голос Генри, довольно высокий для мужчины, прозвучал совсем близко от ее лица. — Я подумал, такой хорошенький мальчик… может быть, этой ночью ты хоть немного согреешь меня…

Глория в ужасе подскочила.

— Оставьте меня в покое! — прошипела она, не осмеливаясь закричать. Воспаленная фантазия нашептала ей, что, возможно, тогда на нее набросятся все. — Убирайтесь! Я хочу спать один!

— А я не расскажу преподобному про судно в Дарвин… он очень не любит, когда ему лгут…

Глория задрожала. В принципе, ей было все равно, что расскажет этот тип преподобному; в любом случае ей нужно убираться отсюда. Но если он заставит ее «быть с ним милой», весь маскарад откроется. Если эти мужчины поймут, что она девушка… Отчаявшись, она подтянула колени к подбородку и изо всех сил толкнула мужчину ногами.

— Убирайся! — зарычала она на него.

Слишком громко. Вот теперь и остальные мужчины завозились. Но, к ее удивлению, они приняли сторону «Джека».

— Генри, свинья ты такая, оставь мальчишку в покое! Ты же слышишь, он тебя не хочет!