От этой мысли можно прятаться, но сейчас прятаться не стоит.

Я усмехнулся. Иногда именно такие мысли и помогают. Только такие…

Я снова поднял бинокль, стараясь не обращать внимания на боль. Металлический корпус бинокля будто бил электричеством по кончикам пальцев. Я опустил правую руку, удерживая тяжелый бинокль в левой.

Так изображение дрожало сильнее. Но чего тут рассматривать? Все это я уже видел. Пустые улицы. Тихие дома. Ни одной живой души. Сонное царство.

Сонное царство…

Я опустил бинокль и поморгал, боясь спугнуть мысль.

Сонное царство…

Скорее всего, они даже спят все вместе… вместе с хозяйкой…

Я снова посмотрел на поселок. А почему обязательно – ночью? Ночью ее нет, и слуг меньше, но они не спят. Днем они все там, но…

Стекло проходной, за которым проступает лицо. Удивленный взгляд рыбы, ткнувшейся в стекло аквариума. Сомневающийся, наяву ли то, что там, снаружи, или это все еще сон…

Тогда я решил, что он такой мутный оттого, что им грубо управляли. Потому что это не один из ее пурпурных, не элитный пес, а так, прибившаяся дворняжка. Ее терпят, но никто не станет кормить ее парной вырезкой.

Но что, если дело было в другом? Что, если все как раз наоборот? И даже на дворняжку нашелся кусок мяса?..

Они спят все вместе… с хозяйкой…

Я стоял на крыше еще минут двадцать, боясь шелохнуться, боясь разрушить карточный домик домыслов, боясь спугнуть надежду…

Когда я спустился вниз, я уже знал, что надо делать. И даже видеокамеры на заборе не пугали меня.

По дороге обратно я завернул в Можайск.

Нарезки для Дианы я мог бы найти и в мелких кафешках вдоль трассы, но мне нужны были не только нарезки. Мне нужна была одежда. И на этот раз я точно знал, что мне нужно.

Я провозился два часа. Пришлось обойти все крупные магазины, пока нашел что-то хоть отдаленно похожее на то, что мне было нужно.

Еще через час я сворачивал с шоссе на заброшенную дорогу, ведущую к вымершим деревенькам и старому поместью.

Теперь я точно знал – завтра.

Все решится завтра.

Если те ребята еще в Смоленске… Только бы они были там! Но это от меня не зависит…

А все остальное я сделаю. Все, что от меня зависит.

Если что-то меня и смущало, так это заноза в тренировках с Дианой. Тот финт… То, на чем он основан. Что-то невнятное на самом краю сознания, что не давало мне до конца быть уверенным в своих силах… Будто в стене моей защиты, собранной из тяжелых валунов один картонный. Поддельный. И вылетит от малейшего тычка, открыв брешь. А я не знаю какой…

Я почти подъехал к воротам с фальшивым предупреждением, когда боль в руке, утихшая было, кольнула опять. А через секунду приступ накатил с такой силой, что я чуть не взвыл. Бросил руль, стискивая левой рукой больное место, и только потом затормозил.

Стиснув зубы, я мял пальцами то место, где гнездилась боль, в глубине под перепонкой между большим пальцем и указательным… Только жалящие иглы не спешили пропадать. Колючая боль пульсировала, вонзалась в руку с каждым ударом сердца.

Я перестал массировать руку – так только больнее.

Я до предела задрал реостат обогревателя и положил руку на его дыхальца. Жаркий воздух припекал руку, но зато боль начала отступать. Да, отступала. Но так медленно, господи, так медленно…

Я не сразу понял, что мне не нравится в виде моей руки. Я растопыривал пальцы, чтобы они все прогревались, пропекались жаркими струями, быстрее отгоняя боль… И мне казалось, что я растопыриваю все пальцы. Но глаза говорили другое. Указательный палец скашивался к среднему, упирался в него. И как я ни пытался его отвести, растопырить влево, он упрямо скашивался вправо, лип к среднему. Норовил забиться под него.

И только теперь я почувствовал, сквозь жар на коже и затухающий танец игл внутри, что та странная пустота и слабость, раньше бывшая только за большим пальцем, теперь расширилась.

Мне потребовалось совсем немного, чтобы понять, в чем дело: палец не отводился влево и с трудом поднимался. Не до конца. Вообще едва разгибался.

Боль затихала, но я бы променял ту пустоту, что осталась в руке после приступа на самую жгучую боль.

Жаркий страх окатил меня. Страх и обида.

Нет, только не теперь! Не так быстро! Не теперь, когда я понял, как могу вытащить Старика! Только не теперь!

Мне нужен всего день. Всего один день. Завтра вечером – пусть, но только не сегодня, только не сейчас…

Я прислушивался к тому, что творилось в руке, зная, что у меня не будет завтрашнего дня. Потому что началось. Потому что эта пустота и слабость расползется на средний палец, на безымянный, на мизинец. На запястье, локоть, плечо и грудь. На грудинные мышцы, растягивающие ребра, заставляющие легкие втягивать свежий воздух. На сердце…

Я выключил мотор, чтобы вибрация не мешала.