Хорошо. Значит, я не обманулся. Урок не прошел для нее даром. Надо лишь закрепить результат.

– Теперь ты знаешь, что с тобой будет. Помни. Попытаешься меня подмять и будешь как та сука.

Она вздрогнула и еще ниже опустила глаза. Ее губы сжались.

– Это ясно? – спросил я.

Она нахмурилась, не поднимая глаз.

– Это ясно? – повторил я громче.

– Да.

– Не слышу.

– Да! – ответила она, но глаз не подняла.

И ее тон мне не понравился.

– Нет, ты не совсем поняла… Я тебе объясню. Есть два варианта. Либо ты дашь мне то, что я хочу… Либо я пробью тебе голову и буду пользоваться тобой без твоего желания, а ты будешь лежать куском мяса, довольная, когда накормят, и бесноваться, когда тебе в вену вольют отвар.

Она дернула головой, будто отгоняла что-то.

Это хорошо, что картинка пустила мощные корни.

– Два варианта, третьего не дано. В любом случае я получу то, что хочу. Простым путем, тихо и мирно, или сложным, с пробитым черепом, крысами и обкусанными ногами. Но получу. Подумай, что хочешь получить ты.

Она не поднимала глаз. По скулам гуляли желваки.

Я отломил кусочек галеты и пропихнул ей в рот, почувствовав влажность губ. Она дернула головой, будто отказывалась… Но голод был сильнее ее. Она приняла кусок из моих пальцев. Но когда я поднес следующий, стиснула губами его краешек, избегая пускать мои пальцы.

– Я знаю, к чему ты привыкла: пользоваться людьми как вещами. Распоряжаться чужими мыслями. Судьбами. Жизнями… Но отныне забудь. Теперь я буду пользоваться тобой. Ты будешь делать то, что я тебе скажу, так, как я тебе скажу и когда я это скажу. Отныне ты никто. Отныне ты вещь. Полезный кусок мяса.

Я сунул ей в рот кусочек галеты, но она сомкнула губы. Крошки посыпались ей на грудь. Кусочек остался в моих пальцах.

– Запомни, – сказал я. – Всего одна атака… Всего одна попытка атаки…

Она молчала, не поднимая глаз.

Мне этого было мало. Урок должен быть закреплен как следует. Так говорил Старик, и он был прав. Тысячу раз прав…

– Мы друг друга поняли?

Она молчала. Лишь теперь она подняла глаза, и если в этих глазах и был страх, то сейчас он отступил перед чем-то иным. Ненависть? Презрение?.. Я не мог разобрать, но это выражение мне не нравилось.

– Мы. Друг друга. Поняли?

Ее губы растянулись в улыбке, но глаза не изменились ни на йоту.

– О, более чем… – мягко сказала она. И вдруг как выплюнула: – Крамер.

Кажется, я вздрогнул. Попытался скрыть это, но не уверен, что получилось. Я мгновенно собрался, пытаясь выкинуть из себя ее ледяные щупальца… Но выкидывать было нечего. Если щупальца и были, то они ушли так же незаметно, как и проникли.

Я пытался унять эмоции, выстроить защиту, но едва мог справиться со страхом.

Две недели назад, когда мы были здесь все вместе, мы называли друг друга по именам. Виктор мог называть меня Храмовником, это в его стиле… Но как она могла узнать мою фамилию?.. Когда? И каким образом она вытащила это из меня? Я ее даже не почувствовал!

Ее улыбка стала под стать глазам. Она приподнялась на локте, а второй рукой вытащила остаток галеты из моих пальцев.

Но донести до рта не успела. Я поймал ее за запястья и тряхнул так, что у нее клацнули зубы.

– Точно поняла? Тогда в следующий раз, прежде чем куда-то войти, спрашивай разрешения!

Она попыталась выдернуть руки из моих пальцев, но я сильнее стиснул ее запястья.

– Вежливо. Робко! И если я не горю желанием с тобой общаться, обходи меня стороной. И старательно отгораживайся. Если я что-то почувствую… Если мне даже покажется, что я что-то чувствую…

– Я вас прекрасно поняла… сударь!

Это старинное «сударь» не могло быть не чем иным, как издевкой, она почти выплюнула слово мне в лицо – и все-таки она не издевалась, я видел это по ее глазам. Ярость душила ее, не оставляя место ничему иному. Ярость на меня и, еще больше, ярость на себя. За то, что вынуждена смириться. За свой страх передо мной. Перед тем, что я ей показал…

Я выдержал ее взгляд. Дождался, пока она перегорит и сломается.

Она опустила глаза. Несколько секунд я сидел, нависая над ней. Расставляя точки. Потом улыбнулся – так же вежливо, как улыбнулась мне она минуту назад, – и, как можно мягче, поднялся. Подтянул сбившееся одеяло, подоткнул ей под подбородок и вокруг плеч.

Неспешно вышел, закрыл дверь на ключ и двинулся дальше по коридору. Размеренным, уверенным шагом. Шаги она может слышать через дверь. Прошел через холл, вошел в столовую – и только тут позволил себе бессильно привалиться к стене, задрав голову в темноту.

Она наползала сверху. Свечи в канделябре догорели, остался последний огарок, огненный язычок едва теплился… Темнота над головой казалась бездонной.

Я позволил себе расслабиться – и телом и волей. Перестал держать оборону. Дал мыслям течь свободно.