Однажды около полудня Гедрик увидел, что Мак ныряет в воду и что-то исследует около судна. Выбравшись на поверхность, он начал отдуваться, как тюлень, потом выпрямился и громко крикнул что-то, взглянув на предмет, который он держал в руках. Когда он передал его Лему, тот по весу сразу догадался, что это одна из золотых монет Менданы!

Удушливая жара, усталость, и это внезапное потрясение чуть не свели с ума обоих. Находка подтверждала правильность всех их расчетов, которые казались такими неопределенными, и свидетельствовала о том, что планы, попавшие в их руки, оказались верными. Казалось бы, что такое блестящее исполнение их надежд лишит их здравого рассудка. Но они держались крепко. Если лица их пылали, если дрожали руки в то время как они передавали друг другу монету, они попрежнему оставались наблюдательными и осторожными, и каждый из них старался умерить волнение товарища.

Монета, которую они нашли, была сделана довольно грубо и размером не превосходила шиллинга: от времени она сделалась темной и тусклой. Разобрать на ней какую-либо надпись было трудно, вероятно, она была наскоро вычеканена в Перу перед отправлением в путь мореплавателя, мечтавшего найти новую колонию и распространить торговлю до самого края света. Но то, что она была из чистого золота, не подлежало сомнению.

— А как мы разделим эту штуку? — спросил наконец Мак Фи.

— Мы подождем делить, — ответил Лем, — пока не найдем всего сокровища. Но я думаю, что эта монета поможет нам узнать истину о нашем негре.

— Джеко?

— Да. Мы можем испытать его. Мы тогда узнаем, имеет ли он представление о том, что такое золото.

Мак молча кивнул головой в знак согласия.

— Это умно! — сказал он.

В это утро они больше не вычерпывали песок. Они вернулись на катер, где человек-обезьяна праздно шатался по палубе. Мак прямо подошел к нему и положил монету на его ладонь, стараясь словами и жестами объяснить, что он дарит ему ее. Это была минута критическая для всех троих: для обоих белых, которые производили свой страшный опыт, и для черного, жизнь которого зависела от его поведения.

Лем Гедрик стоял прямой, внимательный, опасный как тот нож, который торчал у него за поясом; Мак Фи, типичный представитель касты завоевателей, громадный силач с тяжелой нижней челюстью, не сводил мрачного взгляда с дикаря, ступень цивилизации которого испытывалась таким необычным способом.

Отвесные лучи солнца зажигали золотые искры на рыжих волосах Лема, серебрились в седой бороде Мака и мягко утопали в густой черной шапке волос Джеко-туземца, людоеда, человека-обезьяны.

Он взял монету и с удивлением начал рассматривать ее. Понюхал ее. Попробовал зубом и удивился еще больше. Положил между ладонями и принялся растирать. Монета заблестела. Это заставило Джеко громко засмеяться.

Потом он принялся подбрасывать ее на воздух, и это, видимо, очень забавляло его. Повертев ее некоторое время в руках он вдруг размахнулся и забросил далеко в воду бухты. На одно мгновение монета блеснула на солнце, промелькнула темным пятном между двумя пестрыми бабочками, игравшими над заливам, и погрузилась в воду с легким плеском.

А человек-обезьяна на палубе смеялся и приплясывал от удовольствия…

Лем и Мак долго молчали. Взгляды их с сожалением были прикованы к легким кругам, расходившимся по тихой воде лагуны.

Наконец Мак вздохнул.

— Ну, в общем цель достигнута. Ты удовлетворен, Лем?

— Давай поедим поскорее и вернемся на работу, — ответил рыжий сухо.

Следующие за тем три дня они работали с самыми короткими перерывами. Они больше не сомневались в успехе. Сокровище, казалось, было уже с их руках. Всякий другой искатель приключений чувствовал бы на их месте то же самое. Они считали себя достойными наследниками тех смелых завоевателей морей, которые схоронили его в этом месте, а сами может быть попали в руки туземцев и головы их украшали жилище какого-нибудь вождя.

От Дори до Самараи, по всему архипелагу, окаймляющему мало исследованный материк папуасов, люди строго придерживаются традиций, и путешественникам часто приходится наталкиваться на зловещее зрелище.

В жилище какого-нибудь вождя, в просторных хижинах туземных деревень, играющих роль наших клубов, ученым путешественникам не раз доводилось встречать коллекции копченых человеческих голов, расставленных наподобие местной выставки достопримечательностей. Это — головы врагов, головы несчастных изгнанников, принадлежавших к другому племени, моряков, выброшенных бурей к чужим берегам, китайцев, малайцев, зулусов, головы золотоискателей, пиратов, никому не известных чужеземцев. Есть среди этих голов и головы белых, по всем признакам очень старинных, с серьгами в ушах. Провалившиеся и высохшие глаза их некогда смотрели на остров с какой-нибудь каравеллы. Бывали и такие случаи, что у туземцев находилось старое европейское оружие, по большей части испанского происхождения.

Лем и Мак знали все это. Они слышали о первых путешествиях европейцев на острова Тихого океана. Они имели представление о плавании Менданы, о том несчастье, которое постигло его в Санта-Круце, его смерти, страданиях его спутников, рассеявшихся по стране, и о позднейших плаваниях его кормчего Педро де-Квирос. Они чувствовали себя наследниками этих смелых людей и пришли сюда за тем, что принадлежало им по праву.

Три дня спустя после находки монеты Мак окликнул Лема, и в голосе его слышалось плохо скрытое волнение: