– Те, что сделал детектив, – пояснила Ямпольская. – Сейчас.

Она подошла к низкой тумбочке в углу комнаты и выдвинула ящик. Тщательно пересмотрев содержимое, в недоумении повернулась к Полине.

– Были здесь, точно помню.

– Не волнуйтесь. Найдутся. Может, вы переложили их в другое место?

– Скорее всего, – согласилась женщина. – Если позволите, я поищу позже.

– Конечно. – Полина поднялась с дивана и подошла к ней. – Вы позвоните мне, когда найдете их?

– Обязательно, – пообещала Ямпольская и взяла Полину за плечи. – Вы вовсе не похожи на нее. Абсолютно другая.

– Но я не знаю, – застенчиво произнесла Полина, – как повела бы себя, находясь на месте сестры.

– Вы не акула и никогда не убили бы человека ради денег. Извините меня за эти слова. – Ямпольская отвернулась, пряча лицо, в котором читалась печаль и одновременно злость.

– Если вам что-либо понадобится, звоните, – Полина протянула визитку. – Я кое-что задолжала Севе, поэтому мое участие не должно вас смущать.

– И что вы ему должны? – с улыбкой спросила Ямпольская.

Полина промолчала, не зная, как объяснить. Она не могла сказать, что чувствует себя виноватой из-за того фарса, который разыграла перед ним. Было крайне неприятно на душе, словно ее при всех уличили в обмане. Хотелось исправить ситуацию и хотя бы частично избавиться от внутренних сожалений. Полина уже знала, что Катя придет в ярость, узнав о ее решении помочь Ямпольской, но ее это мало беспокоило. Сейчас она думала только о том, действительно ли сестра избавилась от своего мужа, и как поступить, если это окажется правдой.

– Мама, ты знаешь, где Катя? – спросила Полина у Елизаветы Карловны, раздеваясь. – Уже два дня не могу до нее дозвониться. То недоступна, то трубку не берет. Ездила к ней в офис, секретарь сказала, что она взяла отпуск. Надолго?

– Солнышко. – Елизавета Карловна забрала из рук Полины пальто и повесила его на вешалку. – Сама спроси у нее.

– Но я никак не могу с ней связаться! – повысила голос Полина, раздражаясь оттого, что мать не понимает либо намеренно скрывает, где находится сестра.

– Катя гостит у нас с отцом. Она сейчас у себя.

При упоминании о том, что у Кати в родительском доме осталась собственная комната, Полина разозлилась. Ту комнату, которую когда-то занимала старшая дочь, Елизавета Карловна уже давно превратила в гардеробную, зато Катину не тронула, оставив в ней все, как было много лет назад. «Вот она – равная родительская любовь, – подумала Полина. – Кажется, папенька всегда утверждал, что не делает между нами различий. Как всегда лгал, спасая свою совесть». Из-за двери слышалась тихая музыка и Катин голос. Она с кем-то разговаривала по телефону, но, едва Полина заглянула в комнату, замолчала, потом, не отводя от сестры взгляда, сказала в трубку:

– Позже перезвоню, – и приподняла подбородок. – Стучаться не учили?

Полина присела на кровать и постучала по спинке.

– Удовлетворена?

– Вполне, – сказала Катя, выражение ее лица смягчилось, она уже выглядела не такой грозной, как вначале. – Как тебе удается так быстро перестраиваться от одной жизни к другой?

– Что ты имеешь в виду?

– Я подумала об иностранных языках. На скольких ты говоришь?

– На французском, испанском, итальянском, – перечисляла Полина, сгибая пальцы. – Ну и, соответственно, на английском. Получается четыре. С русским – пять. Хотела бы еще говорить на немецком, но, увы, у меня нет времени на его изучение.

– Одна моя приятельница, – Катя подошла к сестре и присела рядом, обняв за талию, – как-то на три месяца уехала в Америку. Когда вернулась, делала вид, что забывает русские слова. «Как это будет по-нашему?» – постоянно спрашивала она.

– Не понимаю, к чему ты ведешь?

– За тобой я подобного не замечала. Ты можешь долго жить в Лондоне, потом уехать в Париж, вернуться в Россию – и везде говоришь на нужном языке. Как у тебя получается не запутаться? Я никогда не слышала, чтобы ты вставляла в свою речь слова из других языков.

– У меня хорошая память, – медленно произнесла Полина.

– Раз так, тогда ты должна помнить, что мы с тобой в ссоре! – громко крикнула Катя ей в ухо, отчего Полина вскочила с кровати и отбежала к стене.

Теперь она поняла, что сестра намеренно завела разговор о ее способностях к языкам. Такой неожиданной концовкой Кате просто хотелось в очередной раз продемонстрировать свое превосходство. Как никогда Полина почувствовала себя униженной, будто ее раздели догола, измазали в смоле и пуху, а после показали хохочущей толпе. Она быстро подошла к Кате и, размахнувшись, дала звонкую пощечину.

Катя вскочила, ошеломленно прижала к горящей щеке ладошку и прошипела:

– Что ты себе позволяешь?

– Сядь, – приказала Полина, и сестра, к ее удивлению, послушалась. – Мне следовало намного раньше показать тебе, что я вовсе не тряпка, какой ты привыкла меня считать. Прекрати нападки! Я не понимаю, отчего ты постоянно зла на меня? Чем я тебя так раздражаю? Ответь!

Катя молчала, лишь грудь ее часто вздымалась, выдавая волнение.

– Не хочешь говорить? Ну и хрен с тобой! – выругалась Полина. – Мне плевать на твою ненависть, зависть и на все остальное, что ты ко мне испытываешь. Я не нуждаюсь ни в твоей дружбе, ни во внимании, лишь хочу, чтобы ты проявляла уважение ко мне, пусть и видимое. Я ничем не заслужила хамского отношения, поэтому, будь добра, сдерживай себя. В противном случае в следующий раз я причиню тебе боль, не идущую ни в какое сравнение с этим жалким поглаживанием.