– Устала она от мира

И в гробе теперь лежит,

Я оставил ее бы в квартире,

Да супруга мне не велит, – признался шепотом профессор.

– Вы сами, безумец, профессор,

Как можно больную лечить,

Держа в гробу как невесту

И к ней тайно ночами ходить, – прошептал я в ответ.

– И как вы это догадались, – потер переносицу Вольперт, в это время его золотые очки сползли на кончик носа, – хотя, впрочем, как бы, если взять во внимание и, так сказать, между прочим, и основываясь исключительно на фактах, беря во внимание анализ, и потому что основополагаясь исключительно на необходимых раритетах, и кроме всего прочего, уважая и свой авторитет, я могу вам заявить, что многие мои пациенты, коллега, были столь же проницательны, как вы!

– Да, какой же я больной, профессор?

– Эх, милый мой, – громко вздохнул Вольперт, – ни одного еще человека на земле я бы не назвал психически здоровым!

– А как же вы тогда их всех лечите?! – кивнул я в сторону решеток на окнах.

– Я лечить никогда не учился

И в науках я был не силен,

Пока сам не попал вдруг в больницу

И не стал ее главным врачом! – торжественно улыбаясь, прошептал Вольперт, стоя по-армейски на вытяжку, плотно прижав свои руки к бедрам.

– Н-да, – я уже с большим сомнением поглядел ему в лицо.

Однако профессор и не думал рассеивать мое сомнение, он просто подтолкнул меня к большой черной двери в такой же черной стене, и мы сразу же оказались в другой, более просторной, но все-таки черной комнате. Возле экрана включенного телевизора до слез хохотали двое бритоголовых мужчин, чьи дебильные лица едва таили в себе хоть какой-то проблеск человеческого смысла. Во всяком случае, как я ни хотел, но я его не видел! На экране мелькали кадры автокатастроф, сбитые, покореженные до неузнаваемости машины и тела, вылетающие то из них, то из-под их колес, и все с какой-то бешеной скоростью летело куда-то к черту…

Люди превращающиеся мгновенно в трупы… И огонь, и скрежет металла, и падающие огромные здания – все на экране сливалось в мощную адскую какофонию какой-то единой ураганной стихии… Все опрокидывалось в Вечность, и по моему телу бегали мурашки, а волосы вставали дыбом и быстро седели, и слезы из глаз катились градом, а эти дебилы смеялись и тыкали своими грязными пальцами в экран…

– Да, это же идиоты, – шепнул я Вольперу, – олигофрены, ловящие кайф от чужой смерти! Какая страшная, невообразимая радость! Они не устают хохотать никогда в силу своей дебильности! Как же это так, профессор?! – я глядел на Воль-перта с ужасом, будто сознавая, что он сам давно заразился их безумьем и теперь им делится со мной от какой-то непонятной космической скуки.

– Возможно, вы думаете, что я тоже помешался? – с улыбкой спросил Вольперт.

– Да, ну, вас к черту! – выкрикнул я, – выпустите меня, я хочу отсюда уйти, и, пожалуйста, верните мне мою свободу! Вы ведь, кажется, честный человек!

– Да уж, – вздохнул Вольперт, озираясь на продолжающих хохотать у экранов идиотов, – волшебник пьян, и чуда не случилось!

– Так, вы выпустите меня или нет?!

– Не волнуйтесь! Ваша свобода в ваших руках, она находится вот здесь, – и Вольперт ткнул меня пальцем в висок.

– Я сейчас вас уничтожу! – прошептал я, раскрывая пальцы для удушения профессора.

– Да, отдам я вам вашу свободу, как только вы подойдете к выходу! – испуганно втянул голову в плечи профессор, – непременно отдам, вы только не волнуйтесь!

– Но я сейчас хочу!

– Сейчас?! – удивленно пробормотал профессор и неожиданно подошел к ядовито желтому цветку с горшком, который был болтами прикручен к подоконнику, и стал медленно мочиться в него, одновременно глядя на меня с лукавой ухмылкой.

Сумасшедшие хохотали, как заведенные куклы, временами казалось, что в них влили огромную порцию трифтазина с морфием. Временами моя голова куда-то уплывала вместе с потолом, пока Вольперт не прекратил своего безобразного мочеиспускания и, обернувшись ко мне, вдруг произнес: «Нужно быть действительно великим человеком, чтобы суметь устоять даже против здравого смысла! Кстати, это не я так страшно выразился, это придумал Федор Михайлович Достоевский. Впрочем, все, что он когда-то придумал, давно стало правдой!»

– Значит, вы играете со смыслом и пытаетесь собой весь мир раздеть? – прошептал я, заметив, как один идиот, поглядев на меня, захохотал еще громче.

– Вы меня прямо насквозь видите! – восхищенно прошептал Вольперт.

– Отдайте мне мою свободу, и я уйду с Богом, – прошептал я, ну, пожалуйста, ну, вы же видите, что со мною творится?

– Хорошо, – сделался грустным Вольперт, – однако я вам верну вашу свободу только тогда, когда вы пройдетесь со мной по старому лабиринту!

– А почему по-старому?!