Это был сын мелкого собственника; он полностью реорганизовал артиллерию и основал военные колонии [поселения]; у него была светлая голова, но хищный норов. Все трепетали перед ним. Говорят, генерал Ермолов - единственный, кто осмелился ему отвечать и тем испортил себе карьеру. Это было невыносимо: из-за Аракчеева теряли Ермолова. Ермолов - тот, кто в пятой атаке вернул большой редут, где пал Коленкур. Он ушел с высоты лишь после того, как все пушкари погибли, а их орудия были заклепаны. Нам представится случай возобновить разговор об этом ветеране империи, который жив и живет в Москве, в деревянном домике. А был он простым артиллерийским офицером, когда Аракчеев нашел, что боевые упряжки его подразделения - в плохом состоянии.

– Месье, - сказал он, - вы знаете, что репутация офицера зависит от его лошадей?

– Да, генерал, - ответил Ермолов, - знаю, что в России репутация людей зависит от животных.

Как герцог де Ришелье, кто никому не делал снисхождения и не щадил ни своих ни чужих, случалось Аракчееву со своими любимцами - у фаворита, естественно, были свои фавориты - обращаться, как со всеми, то есть очень плохо. Среди его любимцев был сын одного пруссака - его камердинер, им же произведенный в генералы, как Кутайсов, Павлом, - в графы. И вот однажды в Новгороде, на манеже, во время большого парада под командованием генерала Клейнмихеля - его называли фаворитом из фаворитов - движение войск явило собой жалкое зрелище. После прохода частей, Аракчеев подозвал к себе Клейнмихеля и перед всеми офицерами:

– Ты мне докладывал, глупец, - сказал он, - что тебя мало уважают, и я возложил эполеты на твои плечи. Ты мне говорил, что недостаточно ценят тебя, и я повесил тебе на грудь звезду ордена св. Владимира…

Он с размаху сбил с него головной убор и стукнул его по лбу.

– Но туда, - добавил он, - я ничего не мог вложить. Это дело боженьки, а боженька, кажется, глядел в другую сторону, когда ты появился на свет.

Затем, пожав плечами и последний раз харкнув в лицо слово dourak - дурак, повернулся к нему спиной.

Майор Р…, от ссыльной скуки военного поселения и чтобы отомстить Аракчееву за жестокость, забавлялся формированием армии из гусей и индюков, которых, благодаря терпению и настойчивости, он обучил выполнять команды. При команде «Stroisa - Range-toi (фр.) - Стройся!» они равнялись как солдатский взвод - числом ни больше ни меньше. При словах «Sdorovo, rebiata - Bonjour, enfants (фр.) - Здорово, ребята!», то есть на обычное приветствие генерала, когда тот проводит смотр, они отвечали «glou-glou - глу-глу!» и «koin-koin - куэн-куэн!», что очень сильно напоминало сакраментальный солдатский ответ: «Sdravia jelaem, vach; siatelswo - Nous te souhaitons le bonjour, comte (фр.) - Желаем тебе доброго дня, граф!»

Аракчеев узнал, какой забаве посвящает майор Р… часы своего досуга. Весьма срочно выехал в военное поселение и объявился у майора. Тот спросил графа, не будет ли его приказа трубить солдатам сбор.

– Лишнее, - сказал Аракчеев, - я прибыл провести смотр не солдат ваших, но ваших гусей и индюков.

Майор увидел, понял, что попался; поставил на кон свое открытое сердце, вывел своих «ополченцев» из кордегардии и отважился отдавать им команды, как на смотру. Говорят, что интеллигентные птицы поняли, перед кем они имеют честь щеголять своей выучкой. Никогда еще в их движениях не было столько четкости, а в ответах - такого энтузиазма, как в тот раз. Аракчеев не скупился на комплименты, самые лестные для майора. Только эпилогом речений был приказ майору - отправляться в крепость со своей армией; а его стражу - подавать арестованному, один день - гуся, второй день - индюка, и больше ничего, пока армия не будет съедена полностью. На 12-й день майор пресытился мясом своих воспитанников, заявил, что, скорее, предпочитает умереть, чем продолжать этот режим питания, и отказался ото всякой еды. На 14-й день, Аракчеев, сообразивши, что из-за голодовки жизнь майора - всерьез под вопросом, соблаговолил его простить.

В Новгородской губернии у Аракчеева было великолепное имение Grouzeno - Грузино, дар императора Александра, откуда вельможа черпал и деньги, и достоинство. Как все скудоумные люди, он принадлежал к категории ярких приверженцев порядка и неукоснительного выполнения правил, доведенных до крайности. Позади своего дома он велел разбить сад со строгими парными клумбами, вытянутыми по шнуру. Каждая из них была снабжена этикеткой с именем du dvorezky - дворецкого [дворового] [87] , которому поручалось за ней ухаживать. Если цветок на клумбе оказывался сорван или сбит, если на взрыхленной земле обнаруживался отпечаток ноги, если посторонняя трава проклевывалась на клумбах, то дворовому в зависимости от тяжести вины, по приказу Настасьи, давали 25, 50, 100 ударов розгами.

Настасья не приходилась Аракчееву ни женой, ни любовницей; она была его баба. Он отыскал этот тип волчицы в одной из своих деревень и сожительствовал с нею. Радостью этого создания было видеть слезы и слышать крики. Аракчеев, заправляющий всеми делами в государстве, ничего не предпринимал без совета Настасьи; она имела над ним, человеком с необузданным нравом, абсолютную власть. Люди из народа говорили, что он спутался с чертом в обличье женщины.

В конце концов, кучер и повар графа, выведенные из себя дурным обращением, которому подвергались изо дня в день - сестра повара умерла под кнутом - устав от страха ожидать чего угодно, решили избавить землю от этого монстра. Однажды ночью, когда графа не было дома, они убили Настасью.

Узнав об этом, Аракчеев заперся на пять дней и ночей, предаваясь не рыданиям и воплям, а рычанию и вою, слышным во всем доме.

Когда он вышел, все разбежались. Глаза его были налиты кровью, а лицо было мертвенно-бледным. Поскольку дворовые не захотели выдать виновных, в конечном счете совершивших то, что каждый из них готов был сделать не меньше 20 раз, их всех нещадно перепороли; двoe-тpoe умерли под кнутом.

По поводу смерти этой женщины, Александр написал графу: