И тут – бац! – пожалуйте в Кремль. Он пожаловал. А ему: «Будьте, Ким Борисович, главным заступником делового сообщества. Прямо нам в глаза говорите, на кого мы наступили или раздавили по недосмотру. И можете не только заступаться, но и наступать на нас иногда, если мы от законов сильно отступим в сторону своеволия». У Неуемного все так и оторвалось внутри: доигрался! Вспомнил он, как злые татары привязывали жертву к коням и пускали коней в разные стороны. Разрывающая боль пронзила внутренности, перед глазами поплыли круги, сознание помутилось, и Ким рухнул к ногам кремлян. «Помилосердствуйте!» – хотел закричать он. Но изо рта шло одно сипение. Темнота лавиной обрушилась на него…

Сознание вернулось не сразу. Сначала в центре появилась светлая голова с коротким седым ежиком и в очках. Ким узнал голову – это был Ходор Рудокопский. Голова быстро приближалась к нему, но не сама по себе, а на большом асфальтовом катке. Каток с грохотом надвигался на него. Неуемный хотел было дернуться, отползти в сторону, но не смог. Слева его удерживал Сусликов, а справа – Колодин.

«Лежите смирно!» – услышал он суровый голос. От этого командного голоса Неуемный окончательно пришел в себя. Над ним стоял доктор в очках и белом халате и два санитара с каталкой.

– Что же вы, батенька, – услышал он укоризненный голос врача. – Не жалеете вы себя! Все об общественном благе печетесь…

– Я больше не буду!..

– Да уж, оставьте это благо в покое. Оно вас до добра не доведет.

– Поздно, доктор, – с горечью осознал Ким и зарыдал. – Меня благодетели повязали и хотят вести на Голгофу, страдать за все деловое российское сообщество.

– Как же вас, батенька, угораздило?

– Сам не знаю, доктор. Бес попутал. Связался этот черт со мной, когда еще я был политическим младенцем. И все время подзуживает и подзуживает. И вот довел до Голгофы… – И Ким опять заплакал.

– Ну-ну, голубчик… Бог терпел и нам велел терпеть от дьявола. Укладывайте его, – приказал он санитарам. Санитары подняли Неуемного на каталку и повезли на выход. Каталка загрохотала по булыжнику кремлевской мостовой.

– Доктор, – с надеждой в голосе обратился к эскулапу Ким, когда каталка выехала из Кремля и грохот стих. – А дайте мне справку, что мне страдания по состоянию здоровья противопоказаны.

– Этого я, к сожалению, не могу. За это меня из профессии выгонят, диплома лишат. Потому что доктора что призваны делать? Лечить страдания. А если всем начнем освобождение от страданий давать, мы, доктора, все останемся за бортом Ноева ковчега. И фармацевты тоже. А это уже глобальные интересы. Круче нефтяного бизнеса. Вот когда будет настоящий конец света.

– Доктор, ну должен же быть какой-то выход! Вы же клятву Гиппократа давали! Помогите страдальцу!

Доктор оглянулся на санитаров и распорядился им идти в машину. Когда те оказались на некотором расстоянии, доктор заговорил.

– Хорошо, я вам помогу. Но пострадать немного все-таки придется. Повисеть на кресте некоторое время. Потом прикинетесь умершим. Я приду, засвидетельствую, что вы – политический труп, вас снимут и прикроют саваном. А вы ночью саван отбросите, и в небо на частном самолете на запасной аэродром за бугром. Есть у вас запасной аэродром?

– Есть. Пилота бы только найти надежного и знающего. А то летал однажды, всего лишь на Селигер, так тупица-пилот посадил машину прямо на правительственную трассу. Вот страху натерпелся.

– Ну, вы поищите. Время, как я понимаю, пока есть. Вас ведь не сразу на Голгофу поведут? Пока согласуют назначение, пока его сделают достоянием гласности… А как только вы почувствуете, что момент назревает, тут же оповестите меня. Я буду отслеживать, чтобы какой-нибудь мой коллега не оказался на Голгофе раньше. Может, даже палатку там заранее разобью, вроде как медицинские консультации местному населению оказываю.

– Я, доктор, в долгу не останусь…

– Само собой, само собой… От благодарности пациентов я никогда не отказывался. Без нее бы что? На нашу зарплату не то что жить достойно, умереть достойно нельзя, даже на сосновый гроб не хватит. Только в саван и в общую могилу…

– Ой, не расстраивайте меня, доктор, я сейчас опять заплачу…

– Ладно, ладно, голубчик, извините. Я вам сейчас успокоительное вколю и в больничку поедем.

– Нет, доктор, я в больничку не могу. У меня съезд на носу.

– Да нет, на носу у вас вроде никаких образований не наблюдается.

– Я это фигурально. Съезд Союза. Я же Председатель Общероссийского Союза Вхожих и Невхожих. И у нас на носу съезд членов.

– И вы полагаете, что без вас они не съедутся?

– Члены-то съедутся. Моя задача: заманить на съезд наших небожителей, показать их вживую нашим членам, чтобы невхожие понимали, что членские взносы не зря платят, а за право раз в год увидеть вблизи тех, чьи портреты висят в их кабинетах над их головами.