Шрифт:
Вот почему папаша мой, вместо того, чтобы быть нормальным человеком, превратился в идиота, а виноваты опять женщины!
Не путался бы он ни с какими бабами, может быть, мамаша и не ударила его сковородкой по затылку, а так, и он стал идиотом, и у нее в голове завелась шизофрения!
Может от этого у меня и отсутствует интерес к сексу! Впрочем, созерцателем его я еще быть могу, и даже очень любопытно, как это люди сношаются!
А насчет машинки я все здорово придумал, и Мнемозинка будет довольна, и я, наконец удовлетворю свое любопытство! Любопытство из безумного верченья!
Из дневника невинного садиста Германа Сепова: Дискредитация:
Мнемозина дискредитирована сама собой…
Наверняка, ее половой орган обладает неслыханной чувствительностью.
Однажды я своими глазами видел, как она с помощью правой руки теребила его, ну, а потом запускала в него всю руку, из-за чего вдруг лишилась сознания, что лишний раз подтвердило мою мысль о пагубности всякого сексуально-тлетворного действа…
Даже всего лишь раз наблюдая за ней, я чуть было не поддался ее безумным чарам… Само же омерзительное действо чуть не вызвало во мне гнусную эякуляцию…
Слава Богу, я был одет и удален от нее на вполне безопасное расстояние, иначе бы я был попросту схвачен и проглочен ее половым органом как несчастная жертва глобальной эмансипации…
Непристойность Мнемозинки расписана на ее лице… У нее жутко похабная мимика и ужимки самой настоящей проститутки.
Она столь непристойна, что готова оголять себя где угодно, лишь бы призвать к себе любое семяизвержение… Непристойность Мнемозинки – это не только потребность в наслаждении, но и потребность тайного завладения всем моим существом…
Правда, ее желание бывает чрезмерно глупым и ненавязчивым, однако, имея глубоко сексуальные корни, ее непристойность становится опасным элементом ее животного состояния, которое можно прервать только с помощью телесного наказания…
В этом смысле, попа Мнемозинки заключает в себе и нежность, и отречение от нежности…
Таким образом, я призываю Мнемозинку быть нежной духовно, а не сексуально-непристойной, проводя ремнем по ее попе черту наших телесных отношений…
Но в последнее время я чувствую, что она готова взорваться как бомба, ее непристойность уже вырывается наружу, и у меня остается всего лишь один шанс, вызволить ее наружу с помощью механического члена-вибратора, и в какой-то степени утолить свое любопытство в плане изучения ее непристойностей…
Глава 8. Волшебная чудо-машинка
Как только я перестал давать Мнемозинке снотворное, так у нее сразу на меня стали поблескивать хищно глаза, а уж как облизывается, у меня даже мурашки по коже. Я ей говорю: «Потерпи, Мнемозинка, очень скоро ты получишь такой необычайный сюр-приз, в нем, – говорю, – будет и секс, и удовольствие и нам с тобою будет так хорошо!»
– Да, о чем ты хоть говоришь-то? – удивляется Мнемозинка, и так ошарашено на меня смотрит, прямо как кролик на удава.
– Нет, Мнемозинка, – улыбаюсь я, – ты не должна торопиться, а иначе это не будет сюрпризом!
– Да уж, перспектива замечательная штука, если ты правильно одел очки, – усмехнулась Мнемозинка, пытаясь взбудоражить меня своим прикосновением.
– Не надо, Мнемозинка, перестань, – взмолился я, пытаясь оторвать ее цепкие объятия от своего тела.
– Но ты же только что говорил о сексе и об удовольствии, или мне это только послышалось, – криво улыбнулась Мнемозинка, уже отпуская меня.
– Понимаешь, дорогая, сейчас мне пора на работу, – попытался оправдаться я.
– У тебя вечно, то работа, то усталость после работы! И потом я себя очень внимательно рассматривала, и почему-то не обнаружила никаких признаков лишения своей невинности! Может, ты мне врал, на Кипре, что занимался со мной любовью, а?!
– Ничего я не врал! – от волнения я даже немного прослезился.
– Прости меня, милый, я такая дура, – Мнемозинка так нежно прижалась ко мне, что я очень расчувствовался и сам поцеловал ее в щеку.
Это был более менее терпимый поцелуй! Самое главное, что у меня не было во рту ее противного языка, а следовательно и меньше микробов попадало в меня!
– Ах, Мнемозинка, ты такая замечательная женщина, – мечтательно вздохнул я, прыская в себе ротик противомикробным аэрозолем.
– Ты, знаешь, а мне кажется, что я еще девочка, – хитро поблескивая глазами, поглядела на меня Мнемозинка, бесстыдно щупая себя между ног.
– Ладно, мне уже пора, – я, с трудом скрывая свое отвращение, поцеловал ее в щеку, и чересчур напуганный ее бесстыдством, отправился на работу.