— Да как болит-то? — Николай вдруг опустился перед ней на колени. — Хорошо болит.

Всхлипнув, Катерина недоверчиво посмотрела на него.

— Я здоровый стал, — заторопился Николай, не зная тоже, куда девать руки. — Тимка врезал, а я ничего… Ты поняла?

Катерина быстро шмыгнула носом.

— А говоришь — болит?

— Да по-разному болеют люди, — Николай не знал, как бы это попонятнее. — Ну, я не знаю… Плохо мне, а вроде так и надо. Поняла?

Катерина отерла лицо мокрым полотенцем.

— Ты раздевайся. — Николай поднялся. — Сухое надень…

Горнешная дверь скрипнула, и они опять увидели Витьку.

— Ты че, сынок? — спросила Катерина. Сынишка отпустил дверь и подбежал к ней.

— Ах ты, мой ма-аленький, — Катерина притянула его к себе. — Ой, да ты босиком! А пол-то, как лед… Коль, возьми его, а то я мокрая.

Витька молча отстранился от матери и убежал к себе. Николай и Катерина переглянулись.

— Ты правду сказал?

Николай кивнул.

Катерина поднялась, шагнула к нему и уткнулась в плечо лбом. Николай неуверенно обхватил ее, ничего не чувствуя под старым, толстым ватным пальто. Но он чувствовал горячий лоб жены, вдыхал горьковатый дух ее мокрых волос, и это было хорошо.

Пока Катерина переодевалась за шифоньером, Николай стоял рядом, и она не прогоняла его.

— Ты че подумал-то? — все-таки спросила она уже в постели, после ласк и после всего.

— Я к тебе хотел, — прошептал Николай, — а думать и не думал ничего. Так, дряни всякой накопилось.

— И никакой дряни нету, — Катерина влажно чмокнула его куда-то в нос. — Главное, обошлось все. Живи и не думай… Спи.

— Угу, — Николай уже готов был и правда уснуть, забыться.

— Пашка, чай, не проболтается, — без особого беспокойства проговорила Катерина, и это напоминание ожгло Николая.

Жена тут же уснула, а он, что называется, вытаращился в темноту. Как же ему завтра из дома выходить? Тут двое-то будут знать — через день вся Богдановка… И это сейчас, когда и нельзя на людях не появляться!

Николаю захотелось встать и походить-побродить, придумать что-то, защиту какую-то изобрести, оправдание. Ведь бог знает что наговорить могут. И то, что Катерина в «дикой» бригаде поварила, и Тимку приплетут — поди, объясняй потом… Жену он не в силах оградить от сплетен — это Николай принял покорно уже давно. А теперь самому-то как быть?

Но нужны ли ему защита, оправдания? Если уж потерял всякое достоинство — никакое притворство не спасет от насмешек. Отец мог не бояться их, а тут они будут в самый раз. Что уж заслужил, видно…

И встать тянуло, и боялся Николай потревожить жену, не хотел.

Сном Николай забылся на каких-то два часа, и снова ударил над ухом будильник. Он дернулся заглушить его и разбудил Катерину.

— Пора? — спросила она.

— Да ты-то поспи, не торопись, — прошептал Николай. — А я пойду.

— Угу, — согласилась Катерина и обняла его.

Николай замер.

— Ты чего? — словно опомнившись, спросила жена. — Иди, иди.

Голова у Николая была ясной, и только щипало, как от едкого дыма, глаза. «Ничего, — подумал, — разгуляюсь». Выпив немного молока, он оделся и поспешил на ферму.

До света оставалось еще часа три, но погода уже переменилась. Смачно, по-зимнему скрипел снежок под ногами, спокойный, осушенный морозцем, воздух сам собой вливался в легкие, и пахло настоящей зимой.

И ясными, отчетливыми в темной глубине были звезды. Вверх Николай взглянул как бы невзначай и вдруг остановился с запрокинутой головой. Кажется, с самого своего ребячества не заглядывал он так высоко, не смотрел в ночное небо так долго, до оранжевых кругов в глазах.

И вспомнилось, как однажды ни с того ни с сего вытащил отец его, сонного первоклассника, в темный двор и, держа на руках, велел задрать голову. «Вверх гляди, выше! — поторопил громким шепотом. — Видишь, звездочка летит, вроде как кувыркается? Видишь? Это спутник наш!» С перепугу Николай увидел одну за другой две звездочки, которые и летели, и кувыркались, но были они в другой стороне неба. «Ну, видишь, видишь? — горячился отец. — Да проснись ты! Э-эх… Улетел уже». Мать ждала их, сидя под зажженной керосиновой лампой, и ничего не спросила. «Какой-то, мать, сынок у нас не такой», — колюче усмехнулся отец, отпуская его…

Скрип близких шагов вспугнул Николая; не оборачиваясь, он зашагал к ферме.

— Э! Николай, что ли? — услышал он за спиной. — Погоди.

Его нагнал Тимка Урюпин.

— Здорово, — он первым протянул руку. — Никак не догонишь тебя…

— Да уже пять, наверное?

— Да, пять, — Урюпин шел теперь рядом, засунув руки в карманы полушубка. — Нынче к новой родне ехать, так хоть отметиться с утра пораньше на свинарнике…

«Разговорчивый стал», — заметил Николай. Да вообще-то и не был Тимка каким-то уж совсем беспросветным буканом. Ну, разве что после побега первой жены-учительницы надутым стал ходить. Так ведь тоже — на людей не надеялся, сообразил Николай.