– Пошли, Илларион, дочь мою драгоценную проведаем.

По пути в светелку Владимир остановил пробегавшего мимо холопа, собиравшегося проучить помощника повара за нерадивость, и отнял у него розгу.

Не меня ли он собирается сечь, подумал Илларион. Пусть только посмеет. Я Александру пожалуюсь.

У светелки Владимир сказал стражнику «кыш!», украдкой перекрестился, и открыл дверь. Предслава, простоволосая, заспанная, в одной рубахе, сидела на постели и смотрела в окно. Увидев Владимира, она отвернулась к стене.

Илларион вошел за Владимиром и понюхал воздух. Пахло не очень противно.

– Перестань дуться, – попросил Владимир. – Давай поговорим.

– Мне не о чем с тобою говорить, – отрезала Предслава.

– Так уж и не о чем, – усомнился Владимир. – Все-таки я старый и опытный, людей хорошо знаю, да и в средствах не стеснен. Верно, Илларион?

– Зачем тебе эта розга? – спросил Илларион. – Розга – это плохо. Ты брось розгу.

Владимир поднял брови удивленно.

– Вот как? А как же конунг Соломон?

Илларион не понял, при чем тут конунг Соломон, и насупился.

– Конунг Соломон сказал, – объяснил Владимир, – щади розгу только если ненавидишь дитя.

– Ну и глупо, – резюмировал Илларион. – Если ненавидишь дитя, отступись и не трогай его, а розги не при чем.

– А если любишь?

– А если любишь, – резонно возразил Илларион, – то как же у тебя на любимое дитя рука подымется, посуди?

– По-твоему получается, что розги вообще не нужны.

– Иногда нужны. Вот Михе розги нужны.

– Ну, с Михой мы потом побеседуем. А с этой мне что делать?

– С какой?

– Да вон, на ложе сидит, арселем широким простыни примяв?

– А в чем она провинилась?

– Тебе Алешка не сказывал?

– Сказывал, а только он говорит, что это не ее вина.

– Алешка так говорит? А ты слушаешь?

Илларион прикусил язык. Да, подумал он, лишнее сказал. Сейчас он действительно меня выпорет. Вон розга в руке как подрагивает.

– Я слушаю, но верю не вдруг, – ответил он дипломатично.

– Стало быть, не веришь ты, что нет за ней вины?

Илларион промолчал.

– А вот мы сейчас узнаем, – пообещал Владимир, подходя к ложу.

Предслава поглядела на него и отодвинулась было, но он поймал ее за волосы.

Ну, сегодня не меня, подумал Илларион.

Взяв розгу в зубы, Владимир опрокинул Предславу на спину и перевернул ее на живот. Она закричала, и это прибавило ему азарта. Одной рукой вдавливая ее в ложе, другой он потянулся задрать ей юбку, но тут вдруг Илларион повис на этой руке, крича —

– Не смей! Не смей!

Владимир резко выпрямился. Предслава тут же вскочила, слетела с ложа, и отбежала в угол, затравленно глядя на Владимира. Князь выплюнул розгу на пол.

– Ты чего это, – спросил он, глядя на Иллариона строго.

– Не смей ее бить, вот и все, – сказал Илларион.

– Ты дурак, Илларион. Я ж не калечить ее собирался, а так, розог пять-шесть по арселю, для ума.

– Для ума книжки греческие читают, – возразил Илларион. – А бить нехорошо.

– Ты не понимаешь, Илларион, – Владимир говорил, глядя на Предславу. – Мне с нею побеседовать надо.

– Ну и беседуй. А бить зачем.

– Так она не слушает, что ей говорят! – крикнул Владимир. – Какая уж тут беседа!

– Наверное, ей неинтересно, – предположил Илларион. – Так бывает. А бить нельзя. Когда мне неинтересно, а Ипполит меня бьет, я все равно не слушаю, а только страдаю.

Владимир сел на ложе и подпер подбородок кулаком.

– Что же мне делать, Илларион? Она меня не слушается.

– Это по-разному. Когда меня Маринка не слушается, я ее пугаю.

– Как же ты ее пугаешь?

– Я ей говорю, что больше не приглашу ее в дом Александра, потому что она меня только позорит.

– Хм, – сказал Владимир. – И она начинает слушаться?

Илларион подумал.

– Нет, – честно признался он.

– Так какой же смысл ее пугать?

– Для порядку.

– Нет сладу с бабами, – серьезно и с чувством сказал Владимир. – Хочешь замуж за Болеслава? А? Говори, гадина.

Предслава воззрилась на него.

– Говори, пока я добрый. Говори, пока ребенок здесь. Говори, сволочь.