– Валяй, – проворчал Саня, не согласиться с доводами друга он не мог. – Но ждать тебя не буду. Я уже в подъезде.

Через несколько минут, позвонив в дверь Филиченковых, он с бешено бьющимся сердцем стал ждать. Минута прошла, вторая, целая вечность, а ему не открывали. Он звонил снова и снова. Наконец дверной глазок потемнел, кто-то рассматривал его из квартиры. Потом дверь распахнулась. На пороге стояла утонченная белокурая женщина средних лет в элегантном синем платье. Она почти не изменилась, подумал Лавров, кивая ей в знак приветствия. Так же хороша, моложава, ухожена. Взгляд, правда, стал чуть жестче, лишился той беззаботной мягкости, которая была присуща ей десять лет назад. Хотя в момент их знакомства глаза ее все больше плакали.

– Слушаю вас, юноша.

– Владимира можно? Он дома, я знаю. Мне он очень нужен.

Она его не узнала. В толстой зимней куртке из грубой кожи, в черной шапке, надвинутой на брови, она его не узнала. Десять лет прошло! Могла и без шапки не вспомнить. Тогда он еще делал попытки отращивать волосы, тогда еще не лишился надежды усмирить свои кудряшки.

– Владимир дома, – кивком подтвердила она, чуть отступила в сторону от двери, проговорила со вздохом: – Он вернулся сам не свой. В чем дело, не говорит. У него что, проблемы? С девушкой? Или по работе?

Вопросы были произнесены странно равнодушным голосом, как если бы речь шла о забытой Володей на улице газете или неоплаченном штрафе за неправильную парковку. Всего лишь досадным недоразумением были для нее проблемы ее сына.

– Я пройду? – Он расстегнул куртку, но шапку не стал снимать.

– Проходите, третья дверь налево – его. Не разувайтесь, – предупредила она, мимолетно глянув на его грубые зимние ботинки, резко контрастирующие с ее изящными домашними шлепанцами.

Лавров стащил шапку, как только Эльза скрылась из виду. И куртку швырнул на маленькое изящное кресло, попавшееся по дороге. В квартире было очень жарко. И очень богато, мимоходом подумал он. Отсутствие отца и мужа никак не сказалось на достатке? Восхитительно пахло комнатным освежителем и чем-то съестным. Он остановился у третьей двери слева, стукнул костяшкой пальца и тут же, не дожидаясь приглашения, вошел.

То, что он увидел в тусклом свете ночной лампы, заставило его растерянно замереть на пороге. Он даже весь свой гневный пыл на мгновение утратил. Подумал, что привиделось в полумраке. Пошарив по стене справа, он нащупал выключатель, щелкнул, чуть прищурился, привыкая к яркому свету.

Ну да, не показалось. Филиченков-младший сидел в углу громадного дивана, обитого коричневым бархатом. Съежившись и обняв себя за живот, он раскачивался взад-вперед, тихо скулил и плакал.

– Выключи свет, – попросил он, всхлипнув. – Не могу!

Лавров, странно, послушался. Щелкнул выключателем. Шагнул вперед, сел на противоположный конец дивана. Глянул на Владимира. Тот тоже смотрел на него.

– Знаешь меня? – спросил Саня.

– Да. Ты Машин сосед. Я видел тебя.

– На стоянке? В подъезде?

Лавров сразу переполошился, вспомнив неудачную слежку за Машей и ее ухажером. Неужели этот засранец засек его тогда и попросил папашиных друзей его вырубить? Неужели все-таки он?

– Нет, я здесь тебя видел. Десять лет назад. Ты обыскивал этот дом, переворачивал нарочно все вверх дном… Я это помню, – странно равнодушным, как и у матери, голосом вспомнил Володя. – Потом, когда увидел тебя в Машином подъезде, удивился.

– Чему?

Лавров хмурился. То, что этот парень помнил его, знал, кто он, еще больше сгущало подозрения в его адрес.

– Насколько мир тесен! Маша, ты – на одной лестничной клетке. Бред! Так не бывает!

– Вот именно, парень! Так не бывает! Ты… Ты ведь нарочно начал с ней встречаться?

– Нарочно? – вроде удивился он, схватился вдруг за портьеру, вытер ею лицо. Мотнул головой, пытаясь сосредоточиться. – Что значит нарочно?!

– Потому что ее сосед – я?! – Лавров протянул руку в его сторону с растопыренной пятерней, будто хотел ухватить Филиченкова, но не доставал. – Хорошо подумай, прежде чем ответить! Ты начал встречаться с Машей из-за меня?!

– Что?!

Филиченков какое-то время рассматривал Лаврова, будто не понимал, кто и зачем перед ним сидит. И вдруг зашелся мелким истеричным смехом. Его широкие плечи, крепкие руки, поддерживающие его плоский живот, – все мелко дергалось и корчилось, как в судорогах. Лицо, распухшее от слез, скалилось в ужасной улыбке.

Лавров не выдержал, дотянулся и больно ударил Филиченкова-младшего по лицу ладонью. Телесные дерганья прекратились, парень застыл, все так же страшно скаля рот.

– Повторяю вопрос! – тихо, но жестко проговорил Саня. – Твои отношения с Машей изначально были фарсом?! Ты нарочно устроил все это, чтобы отомстить мне?

Руки перестали обнимать живот, сместились вниз, пальцы с силой вцепились в бархатную подушку дивана.

– Да кто ты такой, чтобы я мстил тебе?! – Филиченков глянул на Саню с ненавистью. – Ты всего лишь мелкий опер! Никто! По воле случая ты оказался соседом моей любимой девушки. И что? Да, я опешил. Да, был неприятно удивлен. Но это… Это не значит, что я стал бы использовать Машу, чтобы мстить тебе! Скорее бы выстрелил тебе в затылок, когда ты спускался по лестнице, или…

– Это твоих рук дело? – Саня тронул шишку на лбу. – Ты устроил?