Шрифт:
Проехав версты четыре, мы стали подыматься на гору, образующую вдающийся в море мыс. У подножия горы паслось стадо, в полтораста верблюдов, наполовину белых. Их встревожил шумный поезд, и они побежали в разные стороны, но сопровождавшие нас наездники воспользовались случаем выказать свою ловкость в скачке по пересеченной скалами местности и помогли пастухам согнать в кучу разбежавшееся стадо. Между тем, огибая скалы, дорога стала виться около выдавшихся в море утесов, подымаясь на гору пологими ступенями, от двух до трех сажен длины, с ужасно изрытою мостовой. После высшей точки дорога круто спустилась в узкую долину, на мост с тремя арками, перекинутый чрез Собачью речку. Обойденный нами мыс имеет историческое значение по барельефам и надписям, вырубленным на нем различными завоевателями. Древнейший из этих памятников принадлежит Рамзесу Великому, более известному под именем Сезостриса, царствовавшему в Египте от 1394 до 1328 года до Рождества Христова. Известно, что покорив многие народы Азии и Африки, он вырубал свое изображение и имя на скалах завоеванных им стран. Следуя его примеру, около барельефа расписались в совершенных ими подвигах: царь персидский Ксеркс, Император римский Траян и, наконец, калиф Джафарэл-Мансур, приказавший иссечь год и число своего победоносного похода.
Кроме этих надписей, здесь видны пещеры, где жили благочестивые отшельники. Странное выносишь впечатление, стоя лицом к лицу с такими памятниками, посредством которых всемирно-исторические деятели говорят тебе: «Вспомни меня, вот что я сделал». Прошло тысяча, две, даже три тысячи лет со времени выраженного ими желания, и оно исполняется; глядя на памятник, дивишься их подвигам и пережитой веками славе. Собачья речка течет в дикой долине, с крутыми обрывами, без всяких признаков растительности, и только при впадении в море берега ее украшены садами и селением. Резкий переход от голых скал к зеленеющим садам и высоким тростникам составляет прелесть этого места. Перейдя реку вброд, мы остановились у огромного шатра, под которым был накрыт завтрак.
Собравшийся из окрестностей народ приветствовал Великого Князя громким пением, кончившимся заздравными криками. Поблагодарив за радушие, Его Высочество пошел завтракать. Мы поместились в палатке за столом, убранным цветами и фруктами. Завтрак был очень вкусно приготовлен и весело прошел под звуки музыки и шумного говора. Великий Князь милостиво разговаривал с губернатором Бейрута и Акиф-пашою, бригадным генералом, назначенным сопровождать Его Высочество в путешествии. Разговор происходил чрез переводчика, но тем не менее получил общий интерес, потому что Акиф-паша обладает оживленным лицом и в разговоре придает особую интонацию каждой фразе; к тому же ответы его были большею частью своеобразны и остроумны.
Часов около трех выступили в обратный путь. Между тем, пока мы пировали, поднялся ветер, и небо нахмурилось. С вершины мыса вид совершенно изменился. От юга надвигалась сплошная туча, с проливным дождем, молнией и раскатами грома; лазоревое море окрасилось в темно-синий, почти черный тон, а внизу, у подножия горы, вода с шумом кипела и разбивалась белою пеной с тысячами брызгов о скалы и рифы. Мы прибавили ходу, съехали с горы; на берегу волна за волною силилась подняться до нас, но, обращаясь в белую пену, лишь подползала под ноги лошадям. И грозная туча не настигла нас со своим дождем, а разойдясь, только, прибила пыль и сыпучий песок. Впереди весело неслись наездники, и Его Высочество раза три пускал своего коня вскачь, увлекая всех за собою. Кроме конных, нас провожали и пешие, следуя за нами вприпрыжку. Таким образом, где шагом, где рысью, а где и вскачь, мы доехали до колясок и возвратились домой к обеду. Вечером Его Высочество посетил нашего консула. На утро назначено было выступление.
9 октября, уже с 5 часов, началась суматоха; люди хлопотали около вещей, которые заблаговременно отправлялись вьюками на спинах лошаков и мулов. Для путешествий по Сирии, Палестине и Египту обыкновенно нанимают драгоманов, которые за условную, поденную плату принимают на себя поставку всего необходимого. Для нашего общества было заключено условие с двумя компанионами: албанцем Пиетро и греком Тимолеоном, ловкими и расторопными людьми, исполнившими свои обязательства чрезвычайно добросовестно. В продолжение всего пути мы имели отличный стол и удобную постель.
Я встал в 6 часов, выбрал и снарядил себе лошадь, заботясь более о крепости ее ног, что по местным дорогам всего важнее.
Его Высочество взял с собой стрелковое седло, а некоторые из нас еще, в Вене, запаслись английскими, так что мы не нуждались в седлах, на недостаток которых обыкновенно жалуются все путешественники на Востоке. Простившись с хозяевами и поблагодарив за прием, в 8 часов мы отправились в колясках до Пиниевой рощи. Там, в ожидании наших верховых лошадей, выпили по чашке кофе, а затем, благословясь, пустились в путь. Путешествие верхом для привыкших к железным дорогам представляет много интересного и переносит путешественника в то, давно прошедшее время, когда другого способа сообщений еще не знали. Верхом имеешь больше времени любоваться природою и как будто ближе живешь с окружающим миром, входя в его тесные рамки, осматривая спокойно и в мелочах все встречное. А по современным способам передвижения не успеешь взглянуть, как и с глаз долой – будто видишь книгу, а прочесть ее не можешь.
Из всего этого хаоса возносились к небесам шесть исполинских колонн, уцелевших от храма Солнца
Глава VIII
Ливанские горы. – Привал. – Долина Бекаа. – Штора. – Наш лагерь. – Камарад-паша. – Бедуины. – Захле. – Баалбек. – Развалины храмов Солнца и Юпитера. – Анти-Ливан. – Завтрак. – Зебедань. – Ночлег и первые письма. – Долина Баррады. – Могила Хама. – Айн-Фиджи. – Каменистая пустыня
Проехав равнину, лежащую непосредственно за городом и Пиниевой рощей, мы стали слегка подыматься по шоссе в горы. Скаты этих гор, как я упоминал выше, перерезаны площадками и представляются взору словно ступени какой-то гигантской лестницы. На этих площадках разведены виноградники, масличные и тутовые деревья. По мере того, как мы подымались все выше и выше, под нами расстилалась роскошная картина Бейрутской бухты. Справа, горная цепь седого Ливана [7] уходила широким мысом в море, охватывая громадным амфитеатром разнообразную зелень садов и сливающуюся на горизонте с небом лазурь Средиземного моря. По морю скользили и грузились мачтовым лесом на тихом рейде всевозможной величины суда. Масса белых домов Бейрута, ярко залитая лучами солнца, резко выделялась как бы среди роскошного зеленого ковра. Окрестные селения с каменными оградами казались кружевным узором, небрежно раскинутым по краям этого ковра. Я наслаждался этим видом до тех пор, пока тонкий туман горных облаков не скрыл от глаз всю картину.
7
Ливан в переводе значит «белые горы».