— Боже, это уже пятый за семестр. — Лора уселась на ковер рядом со мной и ткнула пальцем в рекордсменку. — Не знаю, как она это делает, то есть я, конечно, знаю, как она это делает, но не могу понять зачем.

Лора очень забавная женщина, и я рассмеялся. Ее глобусы медленно вращались под мочками ушей. Я поднял свой стакан, чтобы чокнуться с ней, но обнаружил, что он почти пуст.

— Мне нужно еще выпить, — остроумно заметил я.

— Давайте поменяемся. Я сегодня и так уже слишком много выпила, — она уловила мое дыхание, — как, впрочем, и вы.

— Это явление временное, только на сегодняшний вечер.

— Угу. Где Сьюзен?

— Где-то там. — Я огляделся, но там Сьюзен не было.

— Вы не танцуете, а, Дон?

Я собрался было ответить, но в это время меня пнули в голень, какой-то расплясавшийся идиот. Им оказался муж Лоры Роберт, дрыгавший во все стороны своими длиннющими ногами. Еще бы, в Роберте было не меньше шести футов шести дюймов роста. Звучала музыка «Роллинг стоунз», и между ногами Роберта показалась Нэнси, пытавшаяся поспеть за своим кавалером.

— Сукин сын.

— Простите, я вас ударил? — спросил, обернувшись, Роберт.

— Нет, это живой и очень чувствительный ковер. — Я отхлебнул из стакана Лоры — в нем оказалась водка с чем-то.

— Давайте немного отодвинемся, — предложила Лора, и так мы и сделали.

Вскоре мы увидели Макса и Холли, которые совершенно безответственно крутились посреди гостиной. Скажу вам, что для такой полной дамы Холли скакала и вибрировала не худшим образом, во всяком случае лучше, чем ее партнер. Макс всеми своими манерами доказывал давно известную истину: гены танца неравномерно распределены между полами. Координация движений у Макса была, конечно, лучше, чем у совершенно не умеющего танцевать Роберта, но зато он был слишком решителен и скован в своих движениях. Даже во время медленного танца, когда Холли томно извивалась, Макс продолжал напряженно дергаться взад и вперед. Кажется, он мог пребывать только в двух взаимоисключающих позициях — либо держать Холли в объятиях, либо находиться в ее объятиях. В какой-то момент я представил его голым и танцующим одновременно.

Я попытался встать, чтобы налить себе еще, но мои ноги таинственным образом застряли под ковром и отказались мне повиноваться. По какому-то волшебству Лора раздобыла где-то еще один полный стакан и тоже отдала его мне. Рука ее освободилась, и она указала на Холли:

— Это преемница Мэриэн.

— Я знаю.

— Мне нравится Мэриэн.

— Мне тоже. — Я старался быть дипломатом. — Но думаю, что Максу очень нравится Холли.

— Еще бы, этой Холли так много. — Лора отхлебнула из стакана. — Максу надо проверить голову.

— Вот уж не знаю.

— Что вы хотите этим сказать?

Я постарался разобраться, что я имею в виду, но это оказалось неимоверно трудной задачей. Этот последний стакан напрочь выключил у меня тот участок мозга, которым я обычно думаю. Но я честно старался ответить. Удивительно, почему алкоголь заодно не отключает центр речи?

— Ничего страшного, Дон.

Она посмотрела на танцующих в тот момент, когда Макс перешел в активную позицию, обхватив Холли за туловище. Один из терьеров Нэнси бестолково топтался у них в ногах.

— Я просто плохо знаю Макса, — сказала Лора.

— Да, мне трудно говорить, — согласился я и попытался вытянуться на ковре, но от этого у меня закружилась голова, и я снова сел. Руки и ноги почему-то отказывались мне повиноваться и как будто вообще отделились от тела. Мне почему-то взбрело в голову, что я соберусь, если буду танцевать. — Потанцуем?

Лора поставила стакан на пол (где на него точно наступит Финли) и согнула свои калифорнийские ножки.

— Почему нет?

Она милостиво помогла мне встать на ноги — сразу на обе.

Все остальное я помню весьма смутно. Мы наткнулись на несколько пар, хотя, как мне кажется, я так и не смог расквитаться с Робертом за пинок. Музыка становилась все громче и быстрее. В какой-то момент мне показалось, что я вижу Энди Хиллмена, владельца «Полька-Дот». Я моргнул, и Энди исчез. Я постарался моргнуть так, чтобы увидеть Роберта, но у меня ничего не вышло. Помню, что я крутил Лору вокруг себя или только пытался, так как она кричала, что это модно. В тот момент я, вероятно, оторвался от нее и полетел в пространство, увлекаемый центробежной силой. Последнее, что я помню, — это как я, заложив руки за спину и наклонив голову вперед, несусь мимо танцующих пар, нацелившись головой в широкий зад Холли.

В воскресенье утром меня разбудили типично южные ароматы: пахучие молекулы яичницы, сосисок, крекеров и кофе. По счастью, нос продолжал работать, тогда как остальные органы чувств казались безнадежно испорченными. Глаза, густо присыпанные сонной пылью, не желали открываться, уши были восковыми, как у кукол мадам Тюссо. Пальцы набрякли и не гнулись, в отличие, как это ни странно, от члена. Во рту было такое ощущение, словно в нем всю ночь топтались в испачканных навозом сапогах. Помнится, в старом фильме «Филдс и я» главный герой просыпается утром и говорит, что ему кажется, что на его голове капюшон с узкими прорезями для глаз. В фильме так оно и оказывается. Я пощупал голову, но капюшона не обнаружил, хотя могу биться об заклад — он там был.