В здании союза я заметил толпу меньшего размера — люди сгруппировались вокруг черного студента в моторизованном инвалидном кресле. Сначала я не понял, кто это, но потом до меня дошло, что это Вилли Таккер — его вывезли подышать воздухом. Я знал, что дом для него был недавно построен и его открытие сопровождалось церемонией разрезания ленточки, о чем подробно сообщила «Дейли Миссисипиэн». Увидев сейчас Вилли, я испытал ошеломляющее тоскливое чувство. На открытках фонда Таккера он был запечатлен здоровенным парнем в футбольной форме, но шесть месяцев мышечной атрофии превратили его в страшную помесь дряхлого старика и беспомощного младенца. Руки и ноги выглядели как тонкие щепки, которые ничего не стоит переломить через колено. Жесткая стойка поддерживала его костлявую спину и немощную шею, голова держалась прямо только благодаря специальной подставке, укрепленной под подбородком. Кожа была пепельно-серой. Что он делает теперь, когда не может больше бегать с мячом? Что он делает, когда ему хочется почувствовать себя полновластным хозяином своей судьбы? Что он делает в бесконечные часы бодрствования? Но вот он улыбающийся, или, во всяком случае, показывающий зубы.

Я встал в очередь к стойке. Когда я вышел на улицу с тем же набором еды, что и Грег, то увидел Макса и Биби, устроившихся на проволочных стульях на краю площади. Они выглядели как Джек Спратт и его жена, вышедшие погреться на солнышке. Я приветственно взмахнул рукой и направился к ним, потеряв из виду Грега.

Биби толкнула Макса ногой:

— А вот это очень хорошо пахнет.

Видимо, до этого они говорили о чем-то зловонном.

Жестом девицы, предлагающей прохожему попробовать новые сигареты, я протянул Биби поднос:

— Хотите что-нибудь попробовать?

— Конечно хочу! — Биби вспорхнула со стула, как Венера-переросток. — Можно?

— Конечно, — не слишком охотно откликнулся я, в конце концов, это был мой обед. Правда, я всегда мог вернуться в кафетерий и взять еще, и, кроме того, было что-то невероятно привлекательное в том, чтобы кормить Биби, — чувство, что совершаешь весьма приятное преступление.

Она откусила добрые куски от всех трех порций и погладила себя по исполинскому животу.

— О, как вкусно-то. — Она сознательно не смотрела в сторону Макса.

— Ну ладно, ладно, — примирительно произнес Макс спустя мгновение. Он встал и похлопал себя по заднему карману в поисках кошелька. — Обед на двоих?

— Ну конечно же, Макси, спасибо. Это будет просто здорово. — Она похлопала ресницами. Этот мимический жест одни мужчины находят соблазнительным, другие — отталкивающим. В обоих случаях прием срабатывает.

Макс церемонно поклонился и зашагал в кафетерий.

Тем временем брат Джим выгрузился из фургончика и стал устраиваться.

Впрочем, больших приготовлений ему не требовалось. У него не было ни микрофона, ни кафедры. Выглядел он так же, как в прошлом году и в позапрошлом, — сутулый, но со свежим лицом, готовый вынести все на службе Господа.

Выйдя на середину площади, он принял подобающую позу и громко провозгласил:

— Граждане!

На ступенях уже расположилась группа студентов, но теперь подоспели и другие — некоторые бегом. Брат Джим здесь! Время слушать глас!

Биби слегка встревожилась и принялась озираться.

— Что это? Митинг?

— Да, что-то вроде.

Я коротко объяснил ей, кто такой брат Джим, и рассказал о его притягательной силе.

Она решительно встала со стула.

— Пойдемте туда, я хочу послушать.

— А как же Макс?

Она небрежно отмахнулась:

— Ничего, он нас найдет.

Первые несколько рядов слушателей уже оформились, и нам пришлось обойти их, чтобы найти свободные места. Я заметил Трейвиса, нашего работающего студента, который толком и не работал, и не учился. Был здесь и Рой Бейтсон; это было просто невероятно — Рой на проповеди о воздержании! Углом глаза увидел я и Элейн с Натаниэлем, мрачно державшихся за руки. На этот раз синяк цвел на правом предплечье Элейн — как будто кто-то по неосторожности слишком сильно сдавил ей руку. Натаниэль был, похоже, с похмелья — во всяком случае, выглядел он слегка помятым. Биби и я поздоровались, но у этой пары, кажется, не было никакого желания поддерживать разговор.

Мы как раз нашли свободное место, когда брат Джим наддал обороты.

— А теперь внимайте мне! Студенты, беда ваша заключается в том, что вы ступили на стезю греха! — Глаза брата Джима распахнулись так широко, словно в них упало синее южное небо.

— Кого вы называете грешниками? — Высокий баскетболист, у которого были явные нелады с гипофизом, небрежно развалившись, сидел на ступенях, поигрывая мячом.

— Все мы грешники, брат мой, — покаянным тихим голосом произнес брат Джим. Голос, накаляясь скорбным плачем, стремительно окреп. — Но многим из нас еще предстоит раскаяться.

— Эй, почему бы тебе не упаковать свои манатки и не убраться подобру-поздорову?

Джим раскинул руки и склонил голову, пародируя распятие. Он даже вывалил язык, став окончательно похожим на покойника. Это вызвало смех аудитории. Брат Джим снова заговорил:

— Напасть, о которой я буду говорить сегодня, обозначается словом, начинающимся на букву «с».

— ССССС…

— Правильно, о сексе! О влечении, превращающем мужчин в животных, о вожделении, превращающем женщин в жалких шлюх!