Алексей вновь покраснел, былая застенчивость мигом вернулась к нему.

— Извини, совсем не хотел тебя задеть.

— И прекрати, пожалуйста, все время извиняться. Ты меня ничуть не обидел. Наоборот, польстил. Приравнял, скажем, к Пикассо или Сальвадору Дали...

— Куда же мы идем?

— Наша выставка тут, рядом, на самом острове Лидо, и она довольно скромненькая.

— О, это хорошо. Если честно, недолюбливаю пышные мероприятия и всякие шумные сборища.

— Надо же, я тоже! Правда, как там у нас будет насчет шума — не знаю. Люди-то все собрались не старые...

— А кто они?

— Ассоциация молодых художников. Повезло — нашли себе спонсора, какого-то странного мецената из Африки.

— В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие, злые крокодилы...

— Как видишь, не только! Оказывается, есть и покровители культуры. Короче, этот чернокожий Савва Мамонтов вложил деньги, и ассоциации удалось арендовать один из холлов Дворца кино. Сейчас, в пересменок между кинофестивалями, это, видимо, не очень дорого.

— Наверно, интересная экспозиция?

— Во всяком случае, разнообразная, на любой вкус. Кто в лес, кто по дрова. Думаю, ты найдешь себе что-нибудь по сердцу.

— Я заранее знаю, что именно окажется мне по сердцу! — твердо заявил Алексей.

...Солнце стояло в зените, и Алена щурилась — одновременно и от ярких лучей, и от непроизвольной улыбки, которая сама собой, как непокорное живое существо, растягивала ее губы.

«Я похожа на Чеширского кота из «Алисы в стране чудес», — думала она. — тот симпатичный котище растворялся, а его улыбка еще долго продолжала висеть в воздухе. Так и я... как будто стала легкой—легкой и прозрачной, просвечиваю на солнце насквозь... И только моя радость висит над тротуаром...»

— Жмуришься, как кошечка, — заметил Алексей.

— Разве я сама с собой разговаривала?

— Нет, а что?

— Да как раз представила себя существом из породы кошачьих.

— Кисонька? Да, похожа.

— Хвост, что ли, вырос? Или еще хуже — усы?

— Скажешь тоже! Усы — у брюнеток. А ты вся беленькая... Говорят же — «кошачья грация», так я именно об этом. Ты — как с портретов Ренуара.

— Толстушка, что ли?

— Фу! — вздрогнул он. — Перестань из моих слов извлекать худшее. Не толстушка, а... Ну, Ренуар же сам признавался, что ему нравятся «женщины типа кошечек».

Как это замечательно — идти вдвоем, стараясь попасть друг с другом в ногу, и болтать вот так, о всякой ерунде, ни о чем! Простенькое, незамысловатое и такое в то же время какое-то необыкновенное удовольствие!

А Алексей, как выясняется, еще и с изобразительным искусством знаком. И даже вкусы у них общие: Алена тоже любит прозрачную, вибрирующую живопись импрессионистов.

Тепло разлито в майском воздухе, искрящемся, как на полотнах Пьера Огюста Ренуара, и таким же теплом насыщается, напитывается душа...

— Если б я в самом деле была кошкой, я бы сейчас громко замурлыкала.

— Почему?

— Мне с тобой очень хорошо.

Он на ходу заглянул ей в глаза — не шутит ли?

— Не шучу, — ответила Алена на безмолвный вопрос и лукаво объяснила: — Чистая правда. Я радуюсь прогрессу.

— Какому прогрессу?

— Не научно-техническому, естественно. Прогрессу в наших отношениях.

— А в них что-то изменилось?

— Еще бы! По пляжу шагали порознь, а теперь уже — взявшись за руки.

— Ты против?

— Ну что ты, очень даже за. — Она усмехнулась, но не насмешливо, а разнеженно. — Вспоминается младшая группа детского сада, мы там так же гуляли парами.

— Все-таки ты надо мной подшучиваешь.

— Ничуть! Я обожала свой садик. Меня под Новый год всегда назначали Снегурочкой. И еще там часто давали на полдник такой пышный розовый зефир. А ты — любил?

— Зефир?

— Да нет, детский сад!

Алексей помолчал. Потом все-таки ответил:

— Я туда не ходил.

— Сидел дома, с родителями да бабушками?

Что с ним? Как будто внезапно тень по лицу пробежала? Или это просто проплыло по лазурному итальянскому небу одинокое легкое белое облачко?

— Облако проплыло. — Он сменил тему разговора. — Жалкие остатки утреннего штормового предупреждения. Погода наладилась, и, кажется, теперь надолго.

— Хорошо бы, на все две недели.

— Так ты две недели тут пробудешь? Вот здорово, я тоже! Потом — снова за работу.

— Значит, домой полетим вместе?