Как видим, генерал Дюма был человеком весьма серьезным, и допустить какую-то непроверенную информацию с его стороны крайне сложно. Вот дословно что он пишет в своих "Мемуарах":

"Я узнал, что государственный советник Нибур, сын знаменитого датского путешественника, с которым я познакомился во время пребывания в Гольштейне, находится в Берлине. Я поспешил пойти увидеть его; а так как мы заговорили о предстоящей войне против России и о догадках, которые можно было бы сделать относительно наступательных планов императора Наполеона, он мне сказал, что с тех пор, как он узнал о том, что генерал Барклай-де-Толли стал главнокомандующим русскими армиями, он не сомневается, что тот будет реализовывать план оборонительной кампании, который он представил во время Тильзитского мира <…>. Нибур провел три месяца в Мемеле в близких отношениях с Барклаем-де-Толли, который, будучи тяжело ранен при Эйлау, был перевезен в Мемель, куда перебрался двор Пруссии. Нибур отлично запомнил все детали этого плана комбинированных отступлений, которыми русский генерал надеялся завлечь великолепную французскую армию в самое сердце России, даже за Москву, истощить ее, удалить от операционной базы, дать ей израсходовать свои ресурсы и оборудование, а потом, управляя русскими резервами и с помощью сурового климата, перейти в наступление и дать Наполеону найти на берегах Волги вторую Полтаву. Это было страшное и очень верное пророчество; оно мне показалось таким позитивным и таким важным, что, едва присоединившись к генеральному штабу, я тут же поведал о нем князю Ваграмскому. Я не мог сомневаться, что он не доложит об этом императору, но со мной об этом больше не говорили".

Поясним, что упомянутый Нибур — это Бартольд-Георг Нибур, родившийся в Копенгагене и привлеченный в 1806 году министром Штейном на прусскую службу. А князь Ваграмский — это маршал Луи-Александр Бертье, неизменный начальник генерального штаба Наполеона.

Как видим, генерал Дюма избегает принятых в мемуарах формулировок типа "по слухам…" или "рассказы вали, что…", а называет конкретные имена людей, и это все были люди весьма ответственные и не склонные к фантазиям. В связи с этим довольно спорным выглядит мнение историка В.М. Безотосного, который пишет:

"Мнение Дюма — мемуариста — носит легендарный характер, и как свидетельство, полученное из третьих рук (Барклай — Нибур — Дюма), должно быть взято под большое сомнение. Даже если такой разговор имел место, то одно дело — частное мнение командира бригады, не несущего ответственности за свои слова, коим был Барклай в 1807 году, и совсем другое — план военного министра, принятый после серьезного анализа всех деталей обстановки и трезвой оценки последствий".

Да, в 1807 году Барклай-де-Толли был простым генерал-майором, но после этого, как мы уже знаем, у него был богатейший опыт боевых действий в Финляндии. Там противник, ведя настоящую "скифскую войну", настолько измотал русских бесконечными отступлениями и нападениями партизан, что Михаил Богданович, став военным министром, твердо решил использовать этот опыт в борьбе с Великой армией Наполеона. И произошло это именно "после серьезного анализа всех деталей обстановки и трезвой оценки последствий". В этом вообще можно не сомневаться, так как Барклай-де-Толли всегда все делал только после серьезного анализа и оценки последствий.

В любом случае еще в мае 1811 года император Александр так разъяснил свое отношение к предстоящей войне послу Франции в России Арману де Коленкуру:

"Если император Наполеон начнет против меня войну, то возможно и даже вероятно, что он нас побьет, если мы примем сражение, но это еще не даст ему мира <…>. За нас — необъятное пространство, и мы сохраним хорошо организованную армию <…>. Если жребий оружия решит дело против меня, то я скорее отступлю на Камчатку, чем уступлю свои губернии и подпишу в своей столице договоры, которые являются только передышкой. Француз храбр, но долгие лишения и плохой климат утомляют и обескураживают его. За нас будут воевать наш климат и наша зима".

И вот теперь русские армии, как и планировалось, отступали, избегая генерального сражения. Продолжая отступление, 1-я и 2-я Западные армии, несмотря на все усилия Наполеона, сумели соединиться 22 июля (2 августа) в районе Смоленска. Там Наполеону был дан большой бой, после чего русские оставили горящий город и продолжили отход на восток. Замысел Барклая был единственно верным на тот момент, но отступление уже давно вызывало недовольство в рядах русских солдат и офицеров.

К сожалению, покидая в свое время армию, Александр не назначил единого командующего русскими армиями, что привело к возникновению конфликтной ситуации между Барклаем и князем Багратионом.

А.Н. Архангельский оценивает это так:

"Александр I поступил безобразно, когда, покидая 6 июля войска, оставил вакантным место единого главнокомандующего тремя русскими армиями [7] . На Барклая, который стоял во главе самой крупной из них, был военным министром и автором самой идеи единого главкома, все стали смотреть как на основного претендента. А значит — как на виновника отступления, в котором видели тогда не гениальный тактический маневр, но постыдный стратегический просчет <…>. Но никакой реальной власти государь Барклаю не предоставил; и чего стоили после этого слова из личного письма полководцу: "Я передал в ваши руки, генерал, спасение России"?

…Иди, спасай <…>.

Вновь приближенному досталась роль громоотвода <…>.

Знал Александр Павлович об умонастроениях "русской партии" во главе с Петром Багратионом?

Несомненно.

Мог предвидеть, что Барклаю припишут в лучшем случае недостаток патриотизма, в худшем — подготовку измены?

Должен был!"

В результате все 42 дня, прошедших с момента отъезда императора, русские армии находились без главнокомандующего, и лишь после оставления Смоленска Александр призвал в армию М.И. Кутузова, назначение которого главнокомандующим состоялось 5(17) августа 1812 года.

Великий князь Николай Михайлович отмечает, что "Александр не любил Михаила Илларионовича, не забыв ему Аустерлица, и мало уважал его как человека", а посему назначил его не он сам, а специальный Чрезвычайный комитет под председательством графа Н.И. Салтыкова. Сам император лишь утвердил потом постановление этого комитета.

М.И. Кутузов прибыл в действующую армию, подбодрил солдат, заявил, что с такими молодцами отступать невозможно, и… приказал продолжить отступление.