Шрифт:
– - Прописана, -- поправил КузьмаЕгорович.
Жюли всхлипнулаи сталанадевать шубку.
– - А ну прекратить!
– - прикрикнул КузьмаЕгорович несколько по-командирски, из былой своей жизни.
– - Что?
– - возмущенно отреагировалаЖюли натон.
– - Я постараюсь уладитью -- примирительно ответил КузьмаЕгорович.
– - Не надо мне ничего улаживать! Я не виноватани в чем, чтобы улаживать!..
– - и, подхватив чемоданы, отпихнулаКузьму Егоровича, побежалавниз.
– - Дура!
– - заорал тот вдогонку.
– - Истеричка!
– - и, схватившись засердце, осел по стене.
Жюли стояланапаперти вечернего ЫИнтуристаы. Заотчетный период ничего возле него не переменилось ни в атмосфере, ни в публике -- разве что прежнего швейцаразаменил Равиль в униформе с лампасами и в сивой бороде до поясаи, впуская-выпуская людей, не забывал время от времени скашивать глаз наЖюли.
Лицо ее вдруг озарилось: оназаметилав толпе Кузьму Егоровича, направляющегося к ней.
– - Ты почему здесь?!
– - спросил он более чем недовольно.
– - Кого поджидаешь?!
– - и стыдливо спрятал заспину букетик цветов.
– - Но вас же, Кузьма!
– - скромно потупилась Жюли.
– - Неправда!
– - уличил КузьмаЕгорович.
– - Ты не моглазнать, что я появлюсь здесь!
Какой-то иностранец, заинтересовавшись Кузьмой Егоровичем, щелкнул блицем и тут же был перехвачен Равилем.
– - Как же вы могли не появиться здесь, если наэтом самом месте вы впервыею признались мне в любви?..
– - Слушай, дарагая! Таварищ майор!
– - прорезал вдруг шумовой фон знакомый голос с сильным восточным акцентом: двое молодых людей тащили к ГАЗику-воронку давнего нашего знакомцав наручниках. Он вырывался, чтобы успеть договорить все что хотел, покадверцас решеткою не захлопнется: -- Миня, канэшно, расстреляют, но напращанье я должен сказат: как женшинати мне очен панравиласю
Седовласый, разгоряченный после теннисной партии, вошел в душевую раздевалку, где поджидал его смиренный Кропачев.
– - А, Кузьма, -- сказал Седовласый.
– - Как поживаешь? Проблемы?
– - Я бы уехал во Францию, а?
– - робко спросил КузьмаЕгорович.
– - Зачем я вам тут? Только людей от делаотрываетею
Седовласый пристально глянул наКузьму Егоровича, невозмутимо закончил раздеваться и пошел в душевую.
– - Тоже -- Троцкий выискался, -- буркнул находу.
– - Мы здесь в говне купайся, аоню -- и пустил струю.
КузьмаЕгорович стоял без вызова, старался только, чтобы водабрызгалананего поменьше.
– - Вот ответь мне, -- произнес Седовласый, отфыркавшись.
– - Вот сам бы ты себя, будь напосту, -- выпустил? Ну? Выпустил бы или нет?
КузьмаЕгорович справедливо понурился.
– - То-то же, -- резюмировал Седовласый.
– - Венчается рабаБожия Юлия рабу Божьему Кузьме, -- пел батюшкав небольшой церкви, нельзя сказать, чтобы переполненной.
Молодые стояли перед аналоем. Никитадержал венец над отцом, Вероника -над матерью. Равиль в одеянии дьяконакадил ладаном.
– - Согласен ли ты, -- вопросил священник Кузьму Егоровича, -- поять в жены рабу Божию Юлию?
– - Согласен, -- ответил КузьмаЕгорович, краснея.
– - Согласнали ты поять в мужья рабаБожьего Кузьму?
– - Mais oui, -- ответилаЖюли игриво, с чисто французскою грацией.
– Certainementю
Народу в небольшом зальце кишело многие сотни. Над одной дверью былавывескаСША, над другой -- ИЗРАИЛЬ, над третьей -- ФРАНЦИЯ, над четвертой -- ПРОЧИЕ СТРАНЫ.
КузьмаЕгорович растерянно озирался в гудящей толпе, потом, обнаружив дверь, ведущую во Францию, направился к ней, но тут же был остановлен:
– - Куда, папаша?
– - Даяю -- встрепенулся было КузьмаЕгорович, но тут же и осекся.
– - Мне только спросить, -- сказал таким тоном, словно приучался к нему всю жизнь.
– - Всем только спросить!
– - понеслось из очереди.
– - У всех дети!
– - У всех через час самолет!
– - А ктою -- поинтересовался КузьмаЕгорович.
– - Как этою Кто последний во Францию?
– - Вон, папаша, -- показали ему.
– - Видишь?
КузьмаЕгорович подошел к длинному, надесяток листов, списку, проставил очередную цифру 946 и рядом дописал: Кропачев. Потом вернулся ко французскому хвосту, спросил у того, кто насписок указывал:
– - А у вас какой?
Тот раскрыл перед Кузьмой Егоровичем ладонь, накоторой изображенабылацифра72:
– - С позавчерашнего утра!..
Но я хочу быть с тобой!
Я хочу быть с тобой!
Я так хочу быть с тобой
и я буду с тобойю -
пели Никитаи его ансамбль надеревянном митинговом помосте рядом с аэропортом Шереметьево-2 лирическую песню, которую мы услышали впервые напустынном зимнем пляже. Вероникастояларядышком и дирижировалавниз, где большая толпанароду, в основном -- людей молодых, слушалапесню с должным восторгом. То здесь, то там из толпы торчали плакаты: ТОЛЬКО НИКИТА КРОПАЧЕВ СПАСЕТ РОССИЮ!, РОК -- ЭТО СВОБОДА!, ДОЛОЙ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНИХ!, ГОЛОСУЙТЕ ЗА РОК-ПАРТИЮ КРОПАЧЕВА-МЛАДШЕГО!
– - и несколько особенно трогательных: ДО СВИДАНЬЯ, ПАПОЧКА! Самолеты, садясь и взлетая, перекрывали намгновенья песню гулом, но, когдане перекрывали, онадоносилась и в шумный, суетящийся зал отлетаю