— Это очень важно, Анна Николаевна, — кивнул Игорь.

Потом ушла и Бурашникова.

А вскоре на её месте уже сидел, перекинув ногу на ногу и упёршись острым локтерл в колено, худой, усатый Симаков. Поминутно сдувая пепел с сигареты на ковёр и от волнения не замечая этого, он говорил:

— Я, так-эдак, прямо скажу: уважения к нему нету.

Чуть раскосые глаза его в упор смотрели на Игоря, а брови, сходившиеся как бы под углом, придавали этому взгляду какое-то укоризненное выражение.

— …Я пока людям говорю: помогать, мол, надо, так-эдак, — продолжал Симаков. — Но сам все больше вижу: не тому помогаем. Носов во где у нас у всех, — Симаков похлопал себя по шее. — А он чего делает? Мы вот поглядим, поглядим да на партбюро его вытащим, так-эдак.

«Добрый мужик, — подумал вдруг Игорь, — И справедливый. И умница. И все это чувствуют. Потому, наверное, и любят. Но ещё и характер».

— С Носовым ясно, — сказал он. — А вот Анашин откуда взялся?

— Это человек незнакомый, — покачал головой Симаков. — Но уже себя нахалом показывает.

— Кто ж его на завод принял? Ведь судимость у него.

— Ну и что? — Симаков укоризненно взглянул из-под, треугольника бровей. — Вон у нас Валерка Гончаров. Тоже судимость есть. А как вкалывает? На красной доске висит, так-эдак. Никто ему старое и не поминает. И пусть кто попробует!

— Это все верно, — покачал головой Игорь. — Только вы меня не поняли. С судимостью ведь не очень охотно принимают. Нам же самим нажимать приходится. А туг — раз и готово. Почему?

— Э, милый. Всяко, так-эдак, бывает. Кто ж его знал, что он за человек?

— Может, кто и знал. Я вас попрошу, Иван Спиридонович, поинтересуйтесь, как Анашина приняли, у кого он был. А то мне это не с руки. Лишний разговор пойдёт.

— Можно, чего ж.

Они простились. Игорь проводил его вниз и спросил у дежурного:

— Томилии не звонил?

— Никак нет, товарищ капитан, — ответил тот, поднимаясь.

Игорь досадливо кивнул.

Он не мог подавить растущего беспокойства.

— Вас товарищ подполковник просил зайти, — добавил дежурный.

Игорь стал подниматься по лестнице.

С Раскатовым они пошли обедать.

— Заодно расскажешь, что там у вас на данный момент светит, — сказал тот по-хозяйски твёрдо. — И что ещё от нас требуется. Какая помощь.

Разговор продолжили уже в кабинете. Игорь, хмурясь, сообщил об исчезновении Лосева. Раскатов как-то по-особому взглянул на него и сказал:

— Плохо ты знаешь Томилина. И совсем не знаешь Углова. Положись как на себя. Они, брат, все сделают. Это же орлы, каких поискать. Понял?

Когда Игорь уже уходил, Раскатов, положив ему на плечо огромную свою руку и провожая до двери, задумчиво сказал:

— Дело Лучинина идёт вглубь и вширь. Хорошо копаете. И во всем я с тобой согласен. Так что давай, милый. Действуй, как решил.

А потом к Игорю пришла Лучинина, тихая, замкнутая, в строгом платье с узеньким белым воротничком вокруг тонкой шеи. Бледное, неподвижное лицо её было как мраморное. А высоко взбитые, очень светлые волосы казались совсем седыми.

— Извините, Ольга Андреевна, что пришлось вас потревожить, — сказал Игорь, чувствуя, как трудно становится говорить, даже дышать, глядя в эти потухшие, измученные глаза. — И ещё извините меня, что придётся касаться такой тяжёлой… таких тяжёлых воспоминаний.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — сухо ответила Лучинина, и её прозрачные, нервные пальцы в жгут свернули платочек, который она держала в руке.

— Так вот, — продолжал Игорь. — Я вам должен кое-что рассказать. И кое о чем спросить. Мой товарищ был у вас неделю назад, когда мы только приехали и ничего не знали. За эту неделю мы многое выяснили, — он помолчал, подыскивая слова, потом так же медленно продолжал, вертя в руке незажженную сигарету. — Я вам пока скажу только то, что можно сказать. Мы узнали, что в министерство, в редакцию газеты, в прокуратуру ещё до начала ревизии на заводе поступили анонимные письма с обвинениями в адрес Евгения Петровича. Мы уже почти убедились, что это клевета. И мы нашли их автора…

Лучинина вздрогнула и пристально посмотрела на Игоря.

— …Узнали, — продолжал Игорь, наконец закуривая, — что он не сам писал их, вернее, что ему подсказали их содержание. Кроме того, письма, которые нашли вы. Это он написал сам. Узнали и того, кто ему подсказал.

— Какая подлость… — прошептала Лучинина, опустив голову. — Я теперь понимаю…

— Это ещё не вся подлость, — возразил Игорь. — Часть её коснулась и вас.

— Меня?.. — она подняла голову. — Да, да… Я понимаю.

— Подлость и клевета.