Шрифт:
Кассирша подняла на меня глаза (это было очень плохим признаком!) и каким-то безразличным голосом процедила:
— Есть по двадцать.
Я протянул в окошечко двадцать копеек, запотевших у меня в ладони. А взамен получил узкий синий билетик на свое самое излюбленное место — в первом ряду партера.
Когда Витька понял, что домой ему все же придется идти одному, он очень загрустил:
— Ну во-от. Всегда так получа-ается…
Мы стояли в темном углу, возле автомата. Молодой человек в пиджаке, зеленом, как скамейки на нашем бульваре, подскочил к телефону, быстро-быстро набрал номер и заворковал:
— Мусенька, я достал самые лучшие места. Восемнадцатый ряд! Как ты любишь… Самая серединка.
— Нашел чем хвастаться, — тихо сказал я. — По пятьдесят, наверно. У меня вот по двадцать — это я понимаю! Витька вздрогнул:
— По двадцать? Ты по двадцать достал? Так, значит, еще двадцать копеек у тебя осталось? Ведь десять-то ты со вчерашнего дня сэкономил… Чего же ты мне билет не купил?
— Ой, не догадался!
— Ну да-а, не догада-ался. А еще това-арищ называется. Теперь мне домой идти, да-а?..
Мне было стыдно перед Нытиком: «И как же я в самом деле не догадался?» — А ты чего сам молчал? — набросился я с досады на Витьку. — Где ты сам был раньше?
— Я думал, у тебя ничего не вы-ыйдет… Я думал, не полуучится… Да еще по двадцать копеек… Откуда я знал? Вдруг несчастный Витик оживился:
— Слушай, Котелок, а если тебе еще раз в очередь стать? А? И мне билет достанешь. Тогда вместе пойдем. А?
— Да как же я второй раз?.. Нельзя.
Витька ничего не ответил, а молча, опустив голову и грустно постукивая себя портфелем по коленкам, побрел к выходу.
Мне стало жаль бедного Нытика. «И как же я не догадался сразу попросить два билета? Очень уж внимательно кассирша Димин паспорт разглядывала… Вот я и растерялся. Но что теперь делать? Не идти же Витьке домой одному. Это нехорошо будет, не по-товарищески как-то».
И я снова стал в очередь. Но уж не к окошку, а в самый-самый конец. И по всем правилам, как требовал милиционер, прижался к стене. А еще я прижался и даже слегка пригнулся для того, чтобы не слишком вылезать вперед и не попадаться на глаза милиционеру. Но он, прохаживаясь перед очередью, как полководец перед строем, все же заметил меня:
— Вам что, молодой человек, одного билета мало? Спекулировать собираетесь?
— Н-нет… Я не спекулировать. Я товарищу очередь занял.
— Товарищу? А где ваш товарищ? В Анапу уехал? «При чем тут Анапа? — подумал я. — Вот радуется, вот торжествует: думает, припер меня к стенке в прямом и переносном смысле! А я не поддамся!..» — Товарищ мой в Анапу не ездил. Ему там делать нечего. Вон он стоит. — Я преспокойно кивнул на Витьку и вышел из очереди, как бы уступая ему место.
Побледневший от страха
Витик прижался к стене вместо меня.
— И ему тоже шестнадцать стукнуло? — немного растерявшись, спросил милиционер.
— Еще как стукнуло! — бодро соврал я. В самые трудные минуты на меня всегда находила отчаянная храбрость.
— И какая мелкота пошла! — буркнул милиционер. Он презрительно оглядел невысокого, а от страха уж совсем съежившегося Нытика.
Проверять у Витьки паспорт милиционер все-таки не стал: побоялся, что опять осечка выйдет.
Но кассирша-то обязательно потребует паспорт — в этом я был уверен. Голова моя работала, как говорится, с полным напряжением. А что-то внутри так и подмывало не сдаваться, добиться своего.
Я незаметно сунул Витику Димин паспорт и шепнул:
— Покажешь кассирше. Только, смотри, не раскрывай, а так, издали помаши.
Ясно?
— Я-ясно, — жалобным шепотом ответил Нытик. Он до тою перетрусил, что ему уж, наверно, и в кино идти не хотелось.
— А деньги? — вспомнил он. — По одному-то паспорту не дадут. Деньги нужны!
Я сунул ему в руку двадцать копеек.
— Ничего не полу-учится, — промямлил Витька. Честное слово, смотреть на него было противно. Через каждые две минуты он оборачивался и повторял:
— Вот уви-идишь, ничего не полу-учится…
Я бы с удовольствием вытащил несчастного Нытика из очереди, отобрал у него паспорт и деньги. Но у меня появился прямо какой-то спортивный интерес: надо получить еще один билет, обязательно надо!
Чтобы не видеть кислой физиономии Нытика, я отвернулся к двери и стал смотреть на улицу. А в это время с грузовика в глубокую яму, вырытую на краю тротуара" осторожно опускали липу с длинными переплетенными корнями и застрявшей в них землей. Железные пальцы подъемного крана цепко держали дерево за ствол.