— К вам Армахог, Пресветлый. С письмом от вашего отца.

— Пускай войдет, — велел Талигхилл, не отрываясь от своего занятия. — И справься, обедал ли он. Если нет — пускай накроют стол на двоих.

— А если да, господин?

— А если да, тогда принесут что-нибудь легкое на веранду. Тоже на двоих. И, кстати, пускай выпустят Раф-аль-Мона, со слугами и с распиской на получение денег за махтас. Я отпустил его.

— Как будет угодно Пресветлому.

Так бы и запустил чем-нибудь тяжелым в эту морду! Как же он надоел мне со своими вечными заботами!

Армахог вошел на веранду, звякая шпорами, и встал неподалеку от принца, вытянувшись и ожидая, пока на него обратят внимание. То, что старэгх позволял себе в беседе с правителем, того он не позволял при встречах с принцем. Талигхилл умел быть заносчивым и жестоким, словно вознамерился доказать всему миру, что он — наследный принц. Ему невдомек, что и так все об этом знают, даже чересчур хорошо.

Поставив очередного латника на надлежащую клеточку, Пресветлый обернулся и жестом пригласил Армахога садиться.

— Домаб сказал, вы с письмом от отца, — заметил он.

— Да, Пресветлый, — подтвердил старэгх. — Правитель был очень… удивлен тем, что вы не приехали попрощаться с ним. Он ждал вас целый час сверх срока, а не дождавшись, попросил передать вам это письмо.

— Благодарю вас, Армахог, — порази меня молния, если я стану оправдываться перед ним. — Ну-ка, ну-ка.

Талигхилл принял от старэгха запечатанный пергаментный листок, сорвал печать и развернул послание. На миг оторвавшись от чтения, он поднял кверху правую бровь:

— Кстати, ты не голоден?

— Нет, Пресветлый. Благодарю вас, но я завтракал сегодня.

— Ну что ж, как знаете, — принц снова вернулся к прерванному чтению.

В письме отец был довольно сдержан. Он просил Талигхилла на время отсутствия правителя переехать во дворец. Странно, ведь мы же уже говорили об этом и решили, что такие меры не понадобятся. Харлин справился бы со всем сам, а наиболее важные вопросы посылал на рассмотрение мне сюда. Еще отец писал о всяких мелочах, но в общем был краток.

Талигхилл отложил письмо и недовольно покачал головой. Он не хотел переезжать в Гардгэн — там было еще жарче и противнее, чем в усадьбе. И потом — махтас…

— Да, Армахог… — небрежно произнес принц, — если вы не голодны и не торопитесь, может быть, сыграете со мной несколько партий в махтас?

Старэгх неодобрительно покосился на игровое поле, но смолчал. Он догадывался, что не позволило наследнику приехать во дворец, чтобы попрощаться с отцом. И это ему не нравилось.

— Почту за честь, Пресветлый.

— В таком случае я познакомлю вас с правилами, — с облегчением в голосе вымолвил Талигхилл. Его совсем не прельщала перспектива играть в одиночку, а случай сам предоставил ему партнера. Старэгх — кто еще более подходит для того, чтобы оттачивать мастерство игры?

Принц стал объяснять.

/еще одно смещение — неожиданное, как вспышка молнии/

В усадьбу Пресветлых Раф-аль-Мон приехал в карете. Здесь и сейчас кареты были не в моде, но ему больше нравились они, нежели паланкины. Кроме прочего, передвижение в экипаже отнимало меньше времени, а иногда это могло сыграть решающую роль. Как, например, сейчас.

Раф-аль-Мон ждал, устроившись на мягком сидении, пока его слуги запрягали коней, и в очередной раз перечитывал расписку. Сумма, указанная в ней, должна была изрядно удивить придворного казначея. Не исключено, что она удивит некоторое время спустя и самого принца. Но к тому времени Раф-аль-Мон планировал оказаться далеко от Гардгэна. Да и не будет тогда у Талигхилла времени, чтобы разыскивать старого торговца — другие заботы лягут на пресветлое чело.

Раф-аль-Мон выглянул в окошечко кареты и скрипучим голосом окликнул слуг:

— Поживее, поживее, сожри вас демон!

Главный из них, сухощавый Джулах, торопливо подошел и отвесил земной поклон:

— Все готово, господин.

— Тогда чего же вы ждете, бездари? В путь! Немедленно в путь, — велел торговец, захлопывая окошечко перед самым носом слуги.

Карета покачнулась и тронулась с места. Выехала из конюшни, прогремела по мощеной дорожке, ведущей к главным воротам усадьбы, миновала их и запылила по тракту.

Домаб, наблюдавший за отбытием торговца и слышавший его последние слова, недовольно дернул головой: Интересно, куда он так торопится?