– А разве нет? – опечаленно спросил Находчивый.

– Нет, дорогой мой, – дружески приобняв его, отвечал Король, – больше не к чему мне вас допускать, разве что супружеское ложе...

– Фу, Король, как грубо, – сказала Королева, отворачиваясь и в то же время стрельнув глазами в сторону Находчивого.

Но Находчивый так опечалился, что даже не заметил этого.

– Теперь ты понимаешь, – сказал ему Король, – почему мне трудней всего?

– Нет, – сказал Находчивый, очень огорченный, что Сверхдопущения не существует.

– Потому что для каждого из вас, – отвечал Король, – есть тайна, вам есть к чему стремиться. А у меня нет тайны постижения. Если я уж чего не понимаю, так это навсегда... Вот почему мне трудней всех в моем королевстве... Но у меня одно утешение... Ему, – Король показал лапой на небо, – еще трудней...

– Но если нет Сверхдопущения к Столику, то и мне не к чему стремиться! – воскликнул Находчивый, через свое разочарование поняв печаль Короля. – Как это грустно!

– Это у тебя пройдет, – сказал Король уверенно, – со временем стремление удержаться за Столом делается единственным неутоляемым стремлением Допущенных к Столу. А теперь ступай... Выспись... И завтра со свежими силами на Нейтральную Тропу...

Находчивый раскланялся и покинул королевский дворец.

– Знаешь, чем мне нравится Находчивый? – сказал Король, прохаживаясь по кабинету. – Тем, что у него есть совесть.

– С каких это пор? – спросила Королева несколько удивленно.

– Ты ничего не понимаешь, – сказал Король, останавливаясь посреди кабинета. – Когда даешь кролику деликатное поручение, не смертельная доза совести бывает очень полезна.

– Я не очень тебя понимаю, – отвечала Королева рассеянно, потому что она все еще была огорчена тем, что Находчивый с его такими живыми глазами оказался такой ненадежный.

– Да, – повторил Король, продолжая прохаживаться по кабинету, – когда кролик, выполняя деликатное поручение, испытывает некоторый стыд, он старается как можно чище выполнить его, чтобы потом не извиваться от стыда, оставив за собой неряшливые улики. А это как раз то, что нам надо. Не смертельная доза совести, вот что должны прививать кроликам наши мудрецы.

– Но каковы мужчины, – сказала Королева, вздохнув, – сам говорил: «Никогда!» И сам же его съел.

– Будем надеяться, что съест, – ответил Король невпопад, обдумывая, как бы получше внедрить в сознание кроликов не смертельную дозу совести, чтобы они, работая на благо королевства, никогда не оставляли за собой неряшливых улик.

Сейчас мы немного отвлечемся от нашего сюжета и расскажем историю взаимоотношений Короля кроликов и Поэта.

В характере Поэта причудливо сочетались искреннее сочувствие всякому горю и романтический восторг перед всякого рода житейскими и природными бурями.

Кстати, Король пришел к власти благодаря одной из бурь, которые неустанно воспевал Поэт.

– Это не совсем та буря, которую я звал, – говаривал Поэт, в первое время недовольный правлением Короля.

Но потом они примирились. Король его соблазнил, обещав ему воспевание бурь сделать безраздельным, единственным и полным содержанием умственной жизни кроликов. Против этого Поэт не мог устоять.

Одним словом Поэт ужасно любил воспевать буревестников и ужасно не любил созерцать горевестников.

Увидит буревестника – воспоет. Увидит горевестника – восплачет. И то и другое он делал с полной искренностью и никак при этом не мог понять, что воспевание буревестников непременно приводит к появлению горевестников.

Бывало, не успеет отрыдать на плече горевестника, а уже высмотрит из-за его поникшего плеча взмывающего в небо буревестника и приветствует боевую птицу радостным кличем.

Он был уверен, что его поэтический голос непременно взбодрит буревестника и напомнит окружающим кроликам, что кроме любви к свежим овощам есть у них высшее предназначение – любовь к буре. Кролики иногда прислушивались к его голосу, сравнивая любовь к овощам с любовью к высшему предназначению, и каждый раз удивлялись, что любовь к овощам они ясно ощущают в своей душе, а любовь к высшему предназначению они чувствуют очень смутно, точнее, даже совсем не чувствуют.

В старости Поэт все так же восторгался при виде буревестника, но, ослабнув зрением, стал за него иногда принимать обыкновенную ворону. И Король, чтобы Поэт не конфузился перед рядовыми кроликами, велел приставить к нему глазастого крольчонка-поводыря, чтобы тот его вовремя останавливал. Кстати, крольчонок этот оберегал Поэта и от всяких колдобин и ям, когда они гуляли в пампасах, потому что Поэт все время смотрел на небо в поисках буревестника и не замечал вокруг себя ничего.

– Разразись над миром... – бывало, начинал Поэт, но тут его перебивал глазастый крольчонок:

– Дяденька Поэт, это не буревестник, это ворона!

– Ах, ворона, – отвечал Поэт, несколько разочарованный. – Ну, ничего, призыв к буре никогда не помешает!

Но мы опять отвлеклись, а надо о жизни Поэта и Короля рассказывать по порядку. К тому же вся эта история, в сущности, гораздо грустнее, и надо соответственно снизить тон.

Одним словом, когда Король и Поэт примирились, Король обещал в самое ближайшее время ввести всеобщее образование кроликов.