– Так я ведь тут рядом живу, – сказала крольчиха, мельком взглянув на небо.

– Послушай, а твой, если его застанет гроза, домой приходит? – вдруг спросил Находчивый.

Тут жена Задумавшегося решила, что Находчивый намекает. Когда-то в молодости они оба были в нее влюблены, но она тогда по молодости выбрала Задумавшегося, о чем теперь очень сожалела.

– Ну, что ты, – сказала она и махнула лапой, – да он там сидит с утра до ночи и думает. Да его днем палкой домой не загонишь...

– Нет, в самом деле, – спросил Находчивый, – там же открытый холмик... Что ж, он будет целый день мокнуть?

– Но я же лучше знаю, – отвечала крольчиха, заглядывая в глаза Находчивому. – Так что заходи, угощу, чем Бог послал...

– Нет, спасибо, – сказал Находчивый, наконец поняв ее намек, но решив, что это уже будет слишком, – мне отчитаться надо перед Королем...

– Да, – вздохнула крольчиха, – ты теперь вон какая шишка... Куда тебе к нам...

– А-а-а, – махнул лапой Находчивый, – ничего особенного... Ну, допущен, ну, можно вдосталь поесть, попить... Да не в этом, оказывается, счастье...

– Все вы так говорите, – снова вздохнула жена Задумавшегося, – а у меня от клевера оскомина... Мой-то дурак тоже мог бы, да не захотел.

– Ну ладно, до свидания, – сказал Находчивый и двинулся дальше, чувствуя, что настроение у него делается все хуже и хуже.

– До свидания, – отвечала крольчиха и снова начала косить резцами клевер. – А то, если надумаешь, заходи... Худо-бедно... Чем Бог послал...

Находчивый как-то неопределенно кивнул и пошел через луг, срезая его так, чтобы выйти поближе к Королевской Лужайке.

Задумавшийся сидел на своем зеленом холмике возле реки. Налево от него расстилались пампасы, а направо был хорошо виден широкий Лягушачий Брод. Печальными и вместе с тем проницательными глазами следил Задумавшийся за окружающей жизнью. А точнее сказать, проницательными и именно потому печальными глазами следил Задумавшийся за окружающей жизнью.

Вот комар зазевался и слишком низко пролетел над Лягушачьим Бродом, и его схватила лягушка. А там лягушка зазевалась, и ее копьем клюва пронзила цапля. А там цапля, завистливо глядя на другую цаплю, глотающую лягушку, зазевалась, и ее в свою ужасную пасть затолкал крокодил. А там туземцы сумели поймать в сетку зазевавшегося крокодила, после чего, разрубив его на аппетитные (как им казалось) куски, погрузили в лодку и переправились на тот берег. Но не успели они доплыть до своей деревни, как одного из них, слишком низко наклонившегося над водой, сумел выхватить из лодки другой крокодил.

– И это они называют жизнью, – сказал Задумавшийся, кивая сидящему рядом с ним Возжаждавшему.

– Учитель, – ответил Возжаждавший, – все-таки мне кажется, если бы ты в тот раз обещал кроликам сохранить воровство, мы бы выиграли дело. Ты был так близок к победе. Неужели нельзя было один раз солгать ради нашей прекрасной цели?

– Нет, – ответил Задумавшийся, – я об этом много раз думал. Именно потому, что живая жизнь все время движется и меняется, нам нужен ориентир алмазной прочности, а это и есть правда. Она может быть неполной, но она не может быть искаженной сознательно даже ради самой высокой цели. Иначе все развалится... Мореплаватель не может ориентироваться по падающим звездам...

– Но ведь победа была так близка, Учитель, – напомнил Возжаждавший тот великий день, когда кролики чуть не скинули Короля.

– И все-таки нельзя, – повторил Задумавшийся, – ведь если мы победим большую несправедливость по отношению к кроликам, у нас появится возможность избавиться от малой несправедливости по отношению к чужим огородам. Кроме этого, откроются и другие малые несправедливости в жизни кроликов, в том числе и новые. Например, кролики могут загордиться, объявить, что они избавили джунгли от страха перед удавами, что они теперь высшие существа... Мало ли что... И запомни, как только мы освободимся от этой великой несправедливости, для рядового кролика она мгновенно забудется, исчезнет. И любая из новых мелких неприятностей мгновенно займет те душевные силы, которые отнимал смертельный страх кроликов перед удавами. Такова жизнь, таков закон обновления тревоги, закон самосохранения жизни.

– Но ведь сейчас получается еще хуже, – возразил Возжаждавший, чувствуя, что Задумавшийся слишком далеко отходит, – кролики остались верны Королю.

– Пока – да. Сознание кроликов развращено великой подлостью удавов. К этой великой подлости они приспособили свои маленькие подлости, в том числе и подлость подворовывания плодов с туземных огородов. Расшатывать это сознание – вот наша нелегкая задача.

– Но где уверенность, Учитель? – спросил Возжаждавший. – А если все так и останется?

– Есть нечто более высокое, чем уверенность, – надежда, – отвечал Задумавшийся. – Вчера я здесь сидел один, а сегодня сюда пришел ты, хотя это невыгодно и опасно.

– Ну, хорошо, – снова возразил Возжаждавший, – не надо было лгать. Но мог же ты промолчать про эти проклятые огороды туземцев? Мы бы сначала скинули Короля, а потом получили бы самые удобные возможности расшатывать сознание.

– Нет, нет и нет, – повторил Задумавшийся, – я об этом много думал. Дела всех освободителей гибли из-за этого. Каждый из них, увлеченный своей благородной задачей, невольно рассматривает ее как окончательную победу над мировым злом. Но, как я уже говорил, когда исчезнет то, что зло сейчас, мгновенно наступит то, что зло – завтра. Этого не понимали все немудрые освободители и потому, добившись победы, впадали в маразм непонимания окружающей жизни.