— У нее везде есть сторонники, не только в Шотландии, но и во Франции, и я думаю, что в Англии многие католики соберутся под ее знамена, если она пойдет на юг.

— Вы хотите гражданской войны?

Он не ответил, в этом не было необходимости.

Жизнь текла ровно, срок беременности подходил к концу.

Приготовления к рождению были торжественными. Повивальная бабка постоянно находилась в доме, когда начались схватки. Я пришла в спальню — комнату многих моих воспоминаний, — и здесь родился ребенок.

Я никогда не забуду момент, когда его положили мне на руки.

Он был маленький… меньше Жако, у него были темные глаза и венчик темных волос на голове.

Как только я увидела его, то подумала: «Мой маленький испанец».

Я любовалась им. Я держала его перед собой и чувствовала, что любовь переполняет меня, любовь, какой я не чувствовала ни к кому на свете — кроме, может быть, Кари. Но между мной и ребенком не было преград. Он был только мой.

Дон Фелипе вошел в комнату, когда я держала его на руках. Он остановился у постели, и я тут же вспомнила, как он стоял со свечой в руке, а я притворялась спящей.

Я подняла малыша, чтобы он увидел его. Он удивленно посмотрел на него, и я увидела слабую краску на его щеках. Затем наши глаза встретились. Его глаза пылали светом, какого я ранее не видела. «Это исполнение его мести», — подумала я.

Он смотрел на меня, но его пристальный взгляд охватывал меня и малютку, и я не знала, о чем он думает.

Дон Фелипе велел назвать ребенка Роберто. Я сказала, что для меня он будет Роберт, но скоро и я стала называть его Роберто. Это больше подходило ему.

Его крестили в часовне гасиенды со всеми почестями, которые полагаются сыну в этом доме.

В первые недели после родов я думала только о его здоровье. Вспоминая, как Хани чувствовала себя из-за того, что была падчерицей, я не хотела, чтоб у маленького Карлоса были такие же обиды, и пыталась сблизить его с Роберто. Он заботился о нем, поскольку это был мой ребенок. Мы стали счастливой маленькой семьей. Дженнет с детьми находилась в своей стихии, и то, что мой и ее ребенок были незаконнорожденными, волновало ее меньше всего.

— Закон нас оправдает, — однажды сказала она. — Они дети… малыши. Этого для меня достаточно.

Дон Фелипе часто заходил в детскую взглянуть на ребенка. Я видела его склонившимся над колыбелью, внимательно разглядывающего дитя. Я знала, что рождение такого сына удовлетворило его гордость.

Однажды я вошла в кабинет и сказала дону Фелипе:

— Ваш план удался. У меня есть ребенок. Не пришло ли время исполнить обещание? Вы сказали, что мы можем вернуться домой.

— Ребенок еще слишком мал для путешествия, — сказал он. — Подождите, пока он подрастет.

— Насколько?.. — спросила я.

— Вы возьмете месячного ребенка в море? Я сомневалась. Я подумала о штормах и штилях, о лицах матросов, обезумевших от долгого пребывания в море.

— Мы должны были уехать еще до рождения ребенка.

— Подождите немного, — сказал он. — Пока не подрастет…

Я вернулась в спальню, раздумывая над его словами.

Внутренне я смеялась: «Он любит сына и не хочет его терять. Любит! Что знает о любви этот человек? Он гордится своим сыном. Кем станет Роберто? И он не хочет терять его».

Мы ни в чем не нуждались. Единственное, что от нас требовалось, — это быть хорошими католиками Это подходило Хани и Дженнет, потому что они были католички. У меня был мой сын Роберто и Карлос — дети значили для меня больше, чем моя вера.

Дон Фелипе старался оказывать мне скупые знаки внимания Он часто приглашал меня пообедать с ним Он, бывало, приходил в сад, где я сидела с детьми, и даже иногда разговаривал с Карлосом, который постепенно переставал бояться его. Но именно Роберто очаровывал его Едва ли могло возникнуть сомнение, что Роберто не его ребенок, ведь он уже был так похож на дона Фелипе. Но моя любовь к Роберто не стала от этого слабее Я видела в Карлосе черты Джейка Пенлайона, но в моем сердце жило только чувство привязанности к ребенку.

Месяцы пролетали без происшествий Роберто было шесть месяцев, приближалась зима. Я сказала дону Фелипе:

— Теперь он стал старше. Скоро мы уедем — Подождите, пока пройдет зима, — ответил дон Фелипе Пришла весна, Роберто исполнился год

Во время обеда с доном Фелипе мы говорили о Роберто, о том, как у него прорезался зуб, как он ползал, как он произнес: «Мама».

Я подняла глаза и, внимательно глядя на него, сказала: