Баня не развеяла дурного настроения. Когда Лао Ли вошел во двор, у соседей в одной комнате свет уже был погашен, а в дверях второй комнаты стояла госпожа Ма-младшая. Увидев Лао Ли, она будто очнулась от сна и испуганно юркнула за дверь.

Лао Ли, не снимая пальто, опустился на стул, словно ему срочно понадобилось что-то обдумать. Ей тоже тоскливо! Наверняка! Свекровь рядом, но разве может она утешить? Жить вместе – еще не значит понимать друг друга. Он посмотрел на жену, словно ища подтверждения собственным мыслям. Уж если муж и жена не могут понять друг друга, что говорить о свекрови с невесткой? Но думай не думай, все равно бесполезно. Выпить бы сейчас, излить душу близкому, верному другу! Но друга у него нет, а был бы, что проку от разговоров!

К ночи разгулялся ветер, скрипели двери, шелестела бумага на окнах, даже стены дрожали. Потолок ходуном ходил, в комнате стало холодно. Ветер словно поглощал все звуки, чтобы потом обрушить их с новой, еще более грозной силой. Вот он погнал по улице песок – все зашуршало, казалось, хохочет стая бесенят. Гул, звон, треск – будто весь мир пустился вскачь. В сплошном шуме тонули голоса людей и лай собак. Вдруг наступила тишина, и стало слышно, как ветер гонит по двору коробок из-под спичек, видимо, брошенный детьми. А потом снова – гул, рев, треск, – вот-вот ураган сорвет крышу и унесет ее неведомо

куда. Лао Ли никак не мог уснуть. Когда ветер стихал, он прислушивался к мерному посапыванию детей: они не проснутся, если даже их унесет к южным морям. Жена тихонько храпела. И только Лао Ли в полной одиночестве слушал завывания ветра, испытывая глухую досаду. Он высунулся из-под одеяла – в лицо ударил холодный воздух, снова спрятал голову, перевернулся с боку на бок, еще раз перевернулся, не было больше сил терпеть. А ветер бушевал, словно гордясь своей удалью. Все могут делать, что хотят, даже ветер, один Лао Ли не. свободен в своих чувствах. Мелкий чиновник, деревенщина, раб условностей, он живет как в тумане, зная лишь, что должен зарабатывать на жизнь. Вместо аромата цветов он вдыхает зловоние этого общества и, уж конечно, никогда не осмелится поднять на него руку. И все рада куска хлеба. Он тяготится скучными делами, но в то же время боится романтики. Он ненавидит ложь, но боится правды. Ради чего он живет? Песчинка и та счастливее. Подхваченная ветром, она может зазвенеть, взлететь вверх. А он? Он спрятал голову под одеяло! Завтра ветер утихнет, похолодает, он снова отправится на службу. И все начнется сначала. Даже во сне он не видит ничего красивого, вдохновляющего, романтического. С какой стати он должен вечно оправдываться? Хорошо бы уснуть и больше не проснуться.

– Лао Ли! А с тебя причитается, – сказал Сяо Чжао. Прикидываться простачком было бесполезно, и Лао Ли

согласился, несколько раз повторив при этом: приглашаю вас на обед!

Господину Цю и остальным показалось, что они уже вдыхают аромат блюд, а прямой, честный господин У, сделав очередной хук, спросил:

– Куда нас приглашают?

– В «Обитель согласия», – сказал Лао Ли, а про себя подумал: «Уж лучше пригласить вас в эту обитель, чем выставить на позор жену!»

И без того крохотные глазки Сяо Чжао буквально превратились в щелочки:

– Но мы хотим познакомиться с госпожой! Тайком, видите ли, привез семью, не доложил об этом даже мне, господину Чжао, и сейчас хочешь отвертеться.

Господину У было все равно, куда идти, лишь бы поесть на чужой счет. Но не таков был Сяо Чжао.

– Эка невидаль «Обитель согласия», – воскликнул он. – Без моей резолюции даже в «Обитель боксеров» никто не пойдет.

Господин У проглотил обиду, а господин Цю – Символ Тоски [38] – почтительно поддержал это распоряжение Сяо Чжао, после чего тот кивнул и сказал Лао Ли:

– Сделаем вот как: пообедаем в ресторане «Величие Китая» завтра в шесть. А потом нанесем визит госпоже. Идет? По-моему, вполне прилично.

Лао Ли согласился. Он понял, что в этом спектакле ему отведена последняя роль.

– Чжаншунь, закажи по телефону столик. Да, на сколько человек? – Сяо Чжао пересчитал всех, кто был в комнате, вспомнил про Чжан Дагэ и сказал: – Человек па шесть. Значит, запомни: на завтра, на шесть. Скажи, что от меня. Пусть только попробуют дать плохой кабинет, я им, зайцам [39] , покажу! – Он хлопнул Лао Ли по плечу: – Итак, завтра в шесть, приглашений рассылать не надо. – Подумал немного и обратился к слуге: – Чжаншунь, найди шофера, пусть отвезет меня домой к начальнику.

«Легко же я отделался от Сяо Чжао, – в душе порадовался Лао Ли. – Видно, и он бывает справедливым. Я его не трогаю, и ему вроде бы неловко издеваться надо мной». Лао Ли прибыл в «Величие Китая» в половине шестого. Через час явились господин Цю и честный У.

– Я передал господину Суню ваше приглашение, он скоро будет. Я – человек военный, пришел слишком рано, не знаю светских приличий. Официант, сигареты «Батарея»! В былые времена в армии угощали сигаретами и шампанским, а сейчас… – Предавшись воспоминаниям о былой славе, господин У встал в позицию и сделал пару апперкотов, как будто они были признаком изысканности. Вообще, боксерские приемы служили веским доказательством того, что господин У выдержал самый трудный экзамен на чиновника.

Чжан Дагэ пришел вместе с господином Сунем и воскликнул:

– К чему было устраивать званый обед? Господин Сунь, усердно изучающий официальный язык, смог выговорить лишь «к чему?», проглотил конец фразы и рассмеялся.

Сяо Чжао не явился и к семи.

Господин Цю, прихлебывая традиционный чай, потребовал сладостей.

– Нужно хоть немного закусить, нельзя же пить коньяк на голодный желудок.

Значит, надо заказывать коньяк! Это не входило в расчеты Лао Ли.

Но тут вмешался Чжан Дагэ: