Шрифт:
На дерево, выкрашенное зеленой краской, залезает артист Трубников-Табачников.
– Крупно! Оператор, снимаем крупно! Фон! Фона больше! Трубников, речь!
Трубников слезает c «кактуса», вертит мордочкой, смотрит на небо.
– Как все-таки обманчива природа.
– Прекрасно! Присоединяешься к другим ежам. Вот так! Стаю, стаю, образовываем стаю! Стихийно! Побежали рысцой. Майский, пейзажно! Пейзажно и грамотно! Ассортиментно! Уступчиво! Больше перспективы! Без моложавости!
Ежи сбиваются в стаю и начинают бегать вокруг грузовика. Впереди стаи несется пучеглазый Трубников-Табачников.
– Ежи! – гремит он.
– О-о-о!
– Мы бежим?
– А-а-а!
– Земля гудит?
– У-у-у!
– Ну, чем мы не кони?!
– Да-а-а!
– Финальная сцена! Пышно и разубранно! Где корова?
– Я здесь, – кусая толстые губы, отвечает Лепешинская.
– Где вас носит? Майский, средний план! Ноги крупно! Лепешинская, больше сдержанности, бюст прямее! Понеслось!
Лепешинская лезет на дерево. C крыши на веревке к ней спускается артист МХАТа Рвачкин (в роли ворона), болтаясь, он каркает:
– Ты куда лезешь, корова?
– Лепешинская, бюст прямее! Больше мягкости! – кричит режиссер. – Пышно и разубранно! Взрачно!
– Яблоки кушать! – мычит Лепешинская.
– Ты что, c ума сошла? – орет Рвачкин. – Это же ведь береза!
– Уйди, черный, – визжит Лепешинская, – не видишь, c собой у меня!
– Снято! Майский, задний план. Комплектно! Юпитеры на задний! Вася! Майский! Безжелчно и тишайше!..
Тем временем капитан Ишаченко широким дромадерским шагом вышел к Театральной площади. В «Метрополь» он вошел без особых осложнений. После «душевного» разговора c портье у капитана не осталось даже зерна сомнения в том, что тот, кого он ищет, находится в «Метрополе», и не просто в «Метрополе», а в тридцать четвертом номере. Но, поднявшись в номер, капитан никого там не застал. На столе стоял поднос c недоеденным завтраком. Кофе был еще теплым. Альберт Карлович снял телефонную трубку.
– Барышня, Ж 2-17-46, и поскорее, дура!.. Товарищ Зотов? Ага! Ишаченко говорит. Преступник только что был в своем номере, я в «Метрополе». Так точно! Жду. – И звезда второй величины и тринадцатой степени спустился в вестибюль.
Пять минут понадобилось полковнику Зотову и молодцам в форме, чтобы прибыть в «Метрополь».
Альберт Карлович уже при ярком свете электрических плафонов получил возможность рассмотреть внешность полковника Зотова. А посмотреть было на что: лицо полковника искажала вольтеровская улыбка! Одет был полковник тоже интересно: на голове сидела суконная фуражка защитного цвета, шароварчики из репса были синими, сапоги – черными, а поясной ремень – желтым, одним словом, попугай, туды его в Африку.
– Здорово, капитан! Ну, что тут у тебя?
Ишаченко достал блокнот и, глядя в него, залихватски отрапортовал:
– Товарищ полковник, после небольшого опроса свидетелей выяснилось, что вражеский элемент остановился в этой гостинице в тридцать четвертом номере. По показаниям портье, преступник жил в этом номере около недели.
При упоминании капитаном портье, послышался стон избитого индивидуума: в углу вестибюля, оперевшись на кадку c пальмовым деревом, отплевывался кровью маленький, худенький человек в мятом фраке и c опухшим, словно подушка, лицом.
– Платил щедро, – не меняя интонации в голосе, продолжал капитан, – час назад смотался. В номере оставил недоеденный завтрак.
– Угу! – одобрительно протрубил Зотов. – Молодец, капитан, быстро ты его выследил... Может, почуял слежку? Как думаешь?
– Вещь возможная.
– И я говорю, что возможная.
– Предупредить его мог только Корейко... – Капитан почесал за ухом. – Телеграммой. В нашем управлении это сейчас выясняют.
– Долго выясняете, очень долго, капитан.
– Его сам Свистопляскин обрабатывает.
– Что мне твой Свистопляскин? Не вижу работы... Где же искать? Норкин! Норкин, мать твою!.. Фотографии сюда!
Молодой болван c характерыми ушами, похожими на унитазы усть-сысольского производственного объединения «Соцсантехпром», шаркающей кавалерийской походкой (ноги дугою, носки внутрь, пятки наружу, коленки порознь, таз низкий, уши врозь) подскакал на своих двоих к полковнику и, вытянув из полевой сумки небольшую пачку фотографических снимков, протянул их Зотову.
– Когда успели? – удивился капитан.
– Фотографический постарался! – горячо воскликнул полковник. – Вот, капитан, рожа организатора тайного союза «Меча и орала».
Ишаченко взял одну из фотографий. Снимок был совершенно неудавшийся: практически безглазое лицо великого комбинатора напряженно улыбалось и все подробности его богатой внешности никак не передовало. Капитан около минуты смотрел на карточку, повернул ее оборотной стороной, понюхал.
– Можно?
– Бери... Вот же поганяло хренов! Навязался нам на голову! Давай-ка, капитан, попробуем мыслить.