Ланрана!

Гордая дочь царя Ордорима одна, без охраны в его комнатах глубокой ночью!

— Как ты себя чувствуешь? Ты готов к поединкам? — спросила она голосом, каким спрашивают совсем о другом.

— Я готов к любым поединкам всегда, — многозначительно сказал он.

Зачем она здесь? Действительно она волнуется за его состояние? Конечно, о чем же еще волноваться, если ее секстет должен победить любой ценой для блага и процветания Ордорима.

— Хотите вина, ваше величество? — галантно предложил Блейд, не зная что ей сказать.

— Нет, — ответила Ланрана, — я очень устала сегодня. Спина болит от жесткого кресла главы представительства… — Она посмотрела на него и вдруг приказала: — Раздевайся!

— Зачем? — Блейд растерялся, хотя казалось бы, в таких-то обстоятельствам теряться не должен. Но не ожидал он как-то так вот — сразу.

Она посмотрела на него устало, пожала плечами и вздохнула (или Блейду показалось, что вздохнула).

— Я осмотрю тебя, — ответила Ланрана. И пояснила, — всех царских дочерей маг Ордорима учит медицине. Я сниму с тебя усталость.

Блейд злился на свою глупую реплику. Он проклинал себя последними словами. Он разделся до пояса и встал перед ней, играя великолепными бицепсами.

— Весь раздевайся и иди сюда, — она подошла к магическому светляку висевшему прямо в воздухе у дивана. — Ложись!

Блейд повиновался и лег на диван на спину. Кто платит — тот и приказывает. Он сейчас состязатель секстета, за который она отвечает. Он сейчас для нее не мужчина — механизм, о нормальной функциональности которого она заботится. И не больше.

Но что с ним происходит, он едва сдерживает рычание, едва унимает дрожь в руках и биение сердца.

Она ловко ощупывала его грудь, руки, мышцы живота, ног. Пальцы у нее были холодные (нет, — подумал Блейд, — прохладные!), властные, опытные, знающие, и в то же время нежные, от прикосновения их к коже, мороз и жар пробирали одновременно.

— Повернись на живот! — приказала она.

Блейд послушно стал выполнять распоряжение и в этот момент встретился с взглядом ее черных глаз.

И он сошел с ума, он обезумел.

Даже если бы он знал, что сотни вооруженных солдат сейчас ворвутся и разрубят его на куски, он не удержался бы все равно. Лишь желание — одно желание, и только ее, ее одной! — и ничего больше жило в его голове.

Он схватил ее осторожно за нежную талию и прижал к груди, где гулко колотился важнейший человеческий орган. Он ожидал резкого окрика, пощечины, ожидал, что она будет биться и царапаться, защищаясь.

Она вдруг сама подалась, ткнулась лицом ему в грудь и заплакала.

Кожей Блейд почувствовал влагу слез, плечи в прекрасной тонкой ткани с золотым шитьем тряслись мелко у него перед глазами. Она была прекрасна, она была достойна того, чтобы отдать за нее жизнь, а не то, чтобы победить голыми руками полсотни безоружных разъяренных бойцов, причем не всех сразу, а по очереди.

Волна нежности (когда он испытывал в последний раз подобное давно позабыл) охватила его к этой гордой, своенравной и такой беззащитной женщине.

Очень осторожно, словно опасаясь сломать своими ручищами, он отодвинул ее лицо. Она посмотрела в его глаза. Какие у нее глаза, в них можно утонуть! И хочется утонуть.

— Не надо, доблестный Ричард…

Он жарким поцелуем заставил замолчать эти такие прекрасные и недоступные губы! Жизнь пройдет он не насытится их чудесным вкусом! Сейчас ему хотелось стать тем скелетом из идиотского фильма, которой за руку прошел всю жизнь с единственной и любимой… Как ему хотелось сейчас, чтобы Ланрана была единственной и любимой! И как не вовремя мысль, что Лейтон не даст ему прожить жизнь здесь, в прекрасном Таллахе, с не менее прекрасной дочерью этого мира! Недоступного всегда хочется больше всего!..

Дорогие застежки брызнули в разные стороны, праздничный костюм слез с нее, как кожура с экзотичного фрукта!

Какая она стройна, хрупкая, нежная…

Сознание мутилось, Блейд задыхался. Ему хотелось поцеловать каждую клеточку восхитительного тела, два бутона груди ослепили его, он стал словно неопытным юношей, в первый раз увидевший прелесть женского тела.

— Не надо, — слезы лились по ее щекам, размывая косметику, — не надо! — Она не становилась от слез менее прекрасной — наоборот!

Блейд провел рукой по длинным шелковистым волосам, по спине… словно электрический разряд обжег царскую дочь.

— Не надо-оо-оо… — возглас перешел в тихий стон, женское тело — гордое и неприступное — вытянулось у него на коленях, став податливым и манящим.

Блейд знал, что делать, но в этот момент он не думал об этом — он делал. Он наслаждался, он вкладывал в движения рук и губ, все выстраданное за время пребывание на суровом Паттахе, все чувства — прекрасные и благородные, что внушил ему этот фантастический, неправдоподобно и невозможно прекрасный мир…