— Что ты делаешь? — спросила Доринда.

— Мы же поднимаемся, помнишь?

— Тогда зачем ты пытаешься уложить меня на сиденье?

— Как это расстегивается? — спросил Феррис, пытаясь снять с нее лифчик.

— Попробуй спереди.

— Именно туда я и пытаюсь добраться — до твоего переда.

— Я хочу сказать, лифчик расстегивается спереди.

— Да? Что же ты сразу не сказала?

Ощущение было отнюдь не столь восхитительно, как о том мечтал Феррис ДОрр. Сиденье было слишком узким, и когда его нога застряла в рулевом колесе, они решили перейти назад.

— Так-то лучше, — пробормотал Феррис. Он вспотел. Похоже, придется положить гораздо больше сил, чем он рассчитывал.

— Мне неприятно, — сказала Доринда, хмуря брови.

— Потерпи. Мы же только начали.

Не успел он произнести этих слов, как все было кончено.

— И это все? — разочарованно спросила Доринда.

— Разве это было не великолепно? — с мечтательным взглядом произнес Феррис.

— Нет, противно. Пошли в кино. И забудем, что это вообще случилось.

— Доринда, я люблю тебя, — обнимая девушку, сообщил Феррис ДОрр. И в порыве страсти он выдал ей свой величайший секрет; — Я хочу жениться на тебе.

— Ладно, — сказала Доринда. — Только сначала я должна спросить отца.

— Моя мама тоже, наверно, будет против. У нее мечта женить меня на еврейской девушке из хорошей семьи.

— Как это? — удивилась Доринда, застегивая джинсы.

— У меня мать — еврейка. Но я-то не еврей.

— Как чудесно, — произнесла Доринда.

— Я говорю тебе об этом только потому, что теперь между нами не должно быть секретов. После того, что сегодня произошло. Обещаешь, что это будет наш маленький секрет?

— Обещаю, — ответила Доринда.

И на следующее же утро за завтраком спросила отца:

— Папа, а что такое “еврей”?

— Это такая религия. Отец Мелоун часто упоминает их в проповедях.

— Да? — удивилась Доринда, которая зимой каталась на лыжах, летом — на яхте, а остальное время года — на лошадях и кроме этого мало чем интересовалась. — А я думала, они только в Библии. Как фарисеи.

— А почему тебя это интересует? — спросила мать.

— Потому что Феррис сказал, что он не еврей.

— Конечно, нет. Он же ходит в церковь, как и мы!

— А зато мать у него — еврейка.

Миссис Домичи пролила кофе, мистер Домичи тяжело закашлялся.

— Когда он тебе это сказал? — как бы невзначай спросил он.

— После, — ответила Доринда, намазывая маслом сдобную булочку.

— После чего?

— После того, как мы поднялись на новый уровень близости.

Когда в следующий раз Феррис ДОрр пришел в дом Домичи к ужину, он почувствовал некоторую холодность в отношении семьи к нему. Сначала он решил, что что-то не то сказал, но когда его перестали приглашать на еженедельные лодочные прогулки, устраиваемые всей семьей, он понял, что серьезно влип.

Однажды вечером, когда Доринда тщетно пыталась пресечь его попытки расстегнуть ее лифчик, он напрямую спросил ее, что произошло.

— Отец сказал, что ты еврей, — честно призналась она.

Феррис так и замер на месте.

— Так ты ему все рассказала?!

— Конечно.

— Но ведь это же секрет! Наш маленький секрет!

— Секреты для того и существуют, чтобы их выдавать.

— Но я не еврей! У меня мать еврейка, а отец — католик. И я был воспитан в католической вере. Даже после смерти отца я остался католиком, несмотря на все причитания и уговоры матери.

— Отец говорит, что еврей есть еврей.

— А что еще он говорит? — подавленно спросил Феррис, оставляя белоснежный лифчик Доринды в покое.

— Чтобы я и не думала выходить за тебя замуж.

— Черт! — вырвалось у Ферриса, когда он понял, что лакомый кусочек ускользает у него из рук.

Однако, несмотря на это, семья Доринды пригласила его на обед в честь Дня благодарения. Это был типично итальянский обед с обилием вина, чесночного хлеба, домашних равиоли и языка в соусе из моллюсков. И только в конце, словно спохватившись, подали малюсенькую индейку. Трудно съесть много индейки со всем этим изобилием мучных изделий. Можно себе представить, какой скандал закатила Доринда, чтобы добиться этого приглашения, подумал Феррис ДОрр.

Его догадка подтвердилась: вместо того, чтобы усадить его за семейный стол рядом с Дориндой, ее родителями и еще семерыми детьми Домичи, его сослали за приставной столик с шумной компанией двоюродной родни.

Но Феррис не унывал. Он пришел сюда в основном ради того, чтобы поесть, поэтому, не смущаясь, завязал разговор с коротко постриженным кузеном Доринды всего несколькими годами старше него.

— Феррис ДОрр, — представился он, оценивающе оглядывая парня.

— Джонни Теста. Рад познакомиться.