Шрифт:
И вот теперь Римо снова покинул его. Он возвращается в Синанджу. Один. И Чиун не увидит его как минимум год, а то и больше.
Мастер Синанджу подошел к окну. В небе ярко светила луна. Наверно, подумал Чиун, та же луна сейчас светит и на самолет, уносящий Римо назад в Синанджу, и эта мысль как бы сделала его ученика ближе.
Чиун был уверен, что привязанность Римо к нему окажется сильнее любви к Ма Ли, но он заблуждался, и вот теперь придется расплачиваться за ошибку — целым годом разлуки.
Тут Чиун услышал, как открылась дверь лифта, и вытянул голову в сторону двери.
Послышались мягкие шаги по ковру. Нет, не тяжелая поступь кованых американских ботинок или топот босых ног — это было легкое скольжение, свойственное лишь одному человеку на свете помимо самого Чиуна.
Мастер Синанджу выскочил в холл прямо в ночном кимоно.
— Римо, сынок! Я знал, что ты вернешься, — ведь ты не можешь жить без меня!
— Рейс отложили, — горько произнес Римо. Мастер Синанджу был потрясен. Мгновение помедлив, он захлопнул перед носом Римо дверь, словно оскорбленная в лучших чувствах старая дева.
— Я не хотел тебя обидеть! — раздраженно крикнул Римо.
Но ответа не последовало.
— Послушай! — снова крикнул Римо в закрытую дверь. — Давай договоримся так. Я побуду здесь, пока не уладится дело с этим Феррисом, а потом мы вместе пойдем к Смиту и обо всем договоримся. Идет?
Дверь осторожно приоткрылась. В дверном проеме стоял Чиун, и лунный свет серебрил седые пряди его волос. Лицо его было безучастно, руки сложены на груди.
— Идет, — проговорил он, и лицо его просияло.
Глава двадцать первая
Илза Ганс в последний раз объехала дом.
— Похоже, все чисто, — сказала она через плечо. Сквозь стекла, за которыми он был невидим, Конрад Блутштурц внимательно осмотрел местность. В холле Лафайетт-билдинг не было видно никакой охраны, не наблюдалось и замаскированных агентов ФБР — ни возле здания, ни в машинах. Все было спокойно.
Дело происходило ночью — в самое подходящее время. Они все прекрасно рассчитали.
— Паркуйся, — приказал он Илзе, развязывая ремни, закреплявшие инвалидное кресло во время движения.
В очередной раз объезжая дом, Илза пыталась отыскать то место, где краской был нарисован специальный знак — всем понятный символ “Только для инвалидов”.
Но неожиданно ее подрезал синий “мерседес”.
— Он занял наше место! — воскликнула Илза.
— Кто и что занял? — переспросил Конрад Блутштурц.
— Наше место! “Только для инвалидов”, — ответила Илза. — Он знал, что я собираюсь там встать, и опередил меня!
— А еще есть место, где можно встать? — нетерпеливо осведомился Конрад Блутштурц.
— Нет, — грустно сказала Илза. — Тут было только одно.
Конрад Блутштурц в раздражении стукнул кулаком по ручке кресла.
— Почему всегда только одно место?! — заорал он. — Что они себе думают в этой стране? Почему они считают, что инвалиды должны путешествовать по одному?!
— Что мне делать? — простонала Илза.
— Мы должны встать здесь! Где-нибудь поблизости еше есть место для парковки?
— Нет. Но даже если бы и было, нам туда все равно не встать — слишком мало места.
— Тогда иди на таран.
— Хорошо.
Илза развернулась, так что задние колеса уперлись в противоположный тротуар, и направила фургон прямо в багажник “мерседеса”, занявшего место для инвалидов. Водитель как раз выходил из машины. Фургон резко рванулся вперед.
Он врезался в “мерседес”, словно танк, каковым он, по сути, и являлся, поскольку был изготовлен из бронированных, пуленепробиваемых материалов, и, вытеснив “мерседес”, успешно занял место стоянки.
“Мерседес” вылетел вперед, сбив с ног водителя. Тот с трудом поднялся, извергая проклятия.
— Эй! Вы что, с ума сошли?!
— Это место для инвалидов! — возмущенно крикнула Илза. — Может быть, вы инвалид?
— Девушка, сейчас глубокая ночь!
— Возможно, вы и не подозреваете, что с заходом солнца конечности у них не отрастают, — язвительно заметила Илза, вылезая из машины.
— Я юрист, и вы у меня ответите за это!
— Он слишком шумит, — произнес Конрад Блутштурц. — Прикончи его.
Илза потянулась за пистолетом.
— Нет, — прошипел Конрад Блутштурц. — Тихо.