репость Танис, выстроенная посреди озера Менсал, была покинута защитниками, и христиане без битвы овладели ею. Судьба, казалось, доставляла крестоносцам благоприятный случай для покорения Египта; все обращалось в бегство при их приближении. Нил, вошедший в свое русло, не затоплял больше своих берегов; пути к Каиру были открыты для христиан. К несчастью, раздоры, возникшие между победителями, задерживали их в бездействии: Пелагий распоряжался в лагере как хозяин; Иерусалимский король, не будучи в состоянии переносить его первенства, удалился в Птолемаиду. Между тем, каждый день прибывали новые пилигримы; герцог Баварский и 400 баронов и рыцарей германских, посланных Фридрихом II, высадились на берега Нила; прелаты и архиепископы привезли с собою множество крестоносцев из всех провинций Германии, Франции и Италии; папа прислал своему легату продовольствие для армии и значительную сумму денег, частью из своей казны, частью – пожертвованных верующими. Все эти пособия внушили Пелагию мысль довершить свои завоевания; он решился идти на столицу Египта. Его воинственное решение не встретило сопротивления в духовенстве, но рыцари и бароны отказались следовать за ним, и так как причиною своего отказа они выставляли отсутствие короля Иерусалимского, то прелат вынужден был послать депутатов к Иоанну Бриеннскому, чтобы просить его возвратиться в армию.

Крестоносцы потеряли таким образом несколько месяцев. Мусульмане ободрились, а Нил начал выступать из своих берегов; султан Каирский удалился со своими войсками за канал Ашмонский, в 12 лье от Дамиетты и в 15 от столицы. Здесь он ежедневно принимал под свои знамена воинов, собиравшихся изо всех стран мусульманских. В своем лагере он велел выстроить дворец, окруженный стенами; тут выстроены были также дома, бани, лавки; лагерь султана превратился в город, названный Мансур («Победоносный»), которому суждено было прославиться в истории поражением при нем и уничтожением многих христианских армий.

По возвращении Иоанна Бриеннского в христианский лагерь начались совещания о дальнейших действиях. Папский легат первый высказал свое мнение и предложил идти на столицу Египта. Взоры всего христианского мира были обращены на крестоносцев; от них ожидали не только освобождения Святых мест, но и покорения и уничтожения всех народов, которые осквернили своим владычеством город Иисуса Христа. Епископы, прелаты, большая часть духовных лиц, тамплиеры аплодировали речам легата. Иерусалимский король, не разделявший мнения Пелагия, возразил ему, что предполагаемая экспедиция могла быть успешною три месяца тому назад, но что она имеет меньше вероятностей на успех с тех пор, как началось разлитие Нила; он прибавил, что, выступив против Каира, придется иметь дело не с одной армией, но с целым народом, доведенным до отчаяния. Такое возражение Иерусалимского короля раздражило Пелагия, и он с горечью возразил против тех, кто имеет в виду опасности, а не славу предприятия, кто расположен более к рассуждениям, чем к битвам. Прелат и его сторонники представили на вид, сверх того, что верховный первосвященник запретил мириться с неверными без его согласия; наконец, те, кто противился походу на Каир, были устрашены отлучением от церкви. Совет утвердил мнение Пелагия.

Христианская армия соединилась в Фарескуре, расположенном в четырех лье от Дамиетты, и двинулась по левому берегу Нила. Многочисленный флот, нагруженный продовольствием, оружием и боевыми машинами, подымался в то же время по реке. Не встретив ни препятствий, ни неприятеля, крестоносцы прибыли к тому месту, где канал Ашмонский отделяется от Нила. Лагерь сарацин был раскинут на противоположном берегу канала, по равнине и в городе Мансуре.

Уныние охватило все провинции Египта; весь народ взялся за оружие, в городах оставались только женщины и дети. Чтобы изобразить возбуждение умов и состояние египетского населения, писатель арабский ограничивается сообщением, что Нил тогда разливался, и никто не обращал на это никакого внимания. Жители Сирии и Египта, сбежавшие со всех сторон в лагерь султана Каирского, не содействовали его успокоению; он возобновил предложения мира, деланные им уже много раз; он предлагал крестоносцам, если они оставят Дамиетту, возвратить им Иерусалим и все города Палестины, завоеванные Саладином; он соглашался даже уплатить им 300 000 золотою монетой, чтобы они могли возобновить укрепления священного города. Иерусалимский король и бароны выслушали с радостью эти предложения и без всякого колебания готовы были принять их; но они больше не пользовались никаким влиянием ни в армии, ни в совете, и кардинал Пелагий, которому никто не сопротивлялся, настаивал на том, что следует воспользоваться паникой мусульман и что настала минута уничтожить ислам.

Между тем как шли эти рассуждения и переговоры и крестоносцы отказались от выгодного мира, в Мансур ежедневно прибывали новые отряды, подвозилось продовольствие и оружие; мусульмане ободрились. Крестоносцы, остановленные Ашмонским каналом, принуждены были укрепить свой лагерь против нападений неприятеля. Продовольствие, привезенное ими в собою, начало вскоре истощаться; мусульманские суда, вошедшие в Нил через один из рукавов дельты, стали против Барамонта, в четырех лье ниже от Мансура.

С этого времени прервано было всякое сообщение христианской армии с Дамиеттой. Крестоносцам, терпевшим уже нужду в продовольствии и не бывшим в состоянии двинуться вперед, оставалось только поспешно отступить. По приказанию султана все шлюзы были подняты на восточном берегу реки; в то же время вся мусульманская армия переправилась через Ашмонский канал, и крестоносцев начали преследовать сразу разлившееся воды, многочисленные враги и голод. Вожди, отказавшиеся возвратить Дамиетту в обмен на Иерусалимское королевство, предложили теперь возвратить ее ради спасения своей армии. Когда мусульманские князья обсуждали на совете последние предложения христиан, то многие из них были того мнения, что не следует щадить франков и что нужно покончить войну одним ударом. Каирский султан, более умеренный, чем другие, отвечал, что побежденные франки не составляют всей христианской армии и что могут прибыть новые армии с Запада. Переговоры продолжались несколько дней; наконец, 13 сентября, говорит Оливьер Схоластик, капитуляция была принята, «крестоносцы протянули руку египтянину и сириянину, чтобы получить от него хлеба и свободу уйти из Египта». Итак, решено было возвратить Дамиетту султану Каирскому и, сверх того, заключить с ним перемирие на восемь лет. Обе стороны обменялись заложниками; султан отдал своего собственного сына. Современная история не упоминает более о кардинале Пелагии, кроме того, что он вместе с королем Иерусалимским и герцогом Баварским был отдан заложником со стороны христиан.

Эта экспедиция, от которой ожидали завоевания Египта и всего Востока, привела только к тому, что началось преследование местных христиан; все последователи Христа, жившие по берегам Нила, лишились имущества, свободы, а многие из них самой жизни; раздраженный фанатизм мусульман уничтожил повсюду христианские храмы. В Птолемаиде же и во всех колониях франков в Сирии все ожидали своего возвращения в Иерусалим и в прочие города, завоеванные Саладином. Каково же было отчаяние христиан, когда они узнали, что армия, недавно победоносная, со всеми ее вождями и с государем священного города должна была капитулировать перед сарацинами!

о время этого крестового похода в Сирии и в Египте перебывало несколько больших армий с Запада. Но все эти армии ничего не сделали ни для освобождения Иерусалима, ни для спасения христианских колоний. Иоанн Бриеннский, возвратясь из Птолемаиды, увидел вокруг себя только трепещущий и упавший духом народ; разоренный издержками, сделанными им во время последней экспедиции, не имея никаких средств защищать остатки своего слабого королевства, он вознамерился отправиться за море, чтобы лично ходатайствовать о доставлении ему оружия и помощи со стороны христианских государей.

Папа принял короля Иерусалимского с большим почетом; во всех городах принимали короля в процессии и с колокольным звоном; при дворах государей относились с благоговением к охранителю государства Иисуса Христа. При всем этом представлялось верующим и воспоминание о несчастной египетской экспедиции и охлаждало рвение и энтузиазм их к заморским войнам.

Сам император Германский, Фридрих II, который принял крест и отправил уже много рыцарей на помощь христианам Святой земли, колебался ехать на Восток. Запад, казалось, ожидал примера со стороны могущественного монарха, и папа не пренебрегал никакими средствами, чтобы ускорить его отъезд. Чтобы заинтересовать Фридриха крестовым походом, глава церкви придумал предложить ему королевство на Востоке и женить его на Иоланте, дочери и наследнице короля Иерусалимского. Эта свадьба была отпразднована в Риме, при благословении духовенства и верного народа. Фридрих возобновил при этом случае клятву вести свою армию за море; посланные императора присоединились к папским легатам с целью убеждать князей и рыцарей принять крест; зять и наследник короля Иерусалимского выказал такую деятельность и так много рвения и усердия, что обратил на себя внимание всего христианского мира, и его начали почитать душою и двигателем священного предприятия. Палестинские христиане возложили последние надежды свои на Фридриха; с Востока писали ему, что ожидают его на берегах Нила и Иордана, «как некогда ожидали Мессию или Спасителя мира». Слухи о приготовлениях к священной войне дошли даже до отдаленной Грузии, и царица этой страны уведомляла, что и она отправит своих лучших воинов в Палестину для присоединения к воинам Креста, ожидаемым с Запада.