Почти половина ее бреда изливалась на другом языке, такого Джереми никогда не слышал прежде. И не понял ни слова. Когда ей полегчало, он спросил: — А кто эти семеро? Взор Сал прояснился, и голос ее звучал уже тверже. — Кто тебе рассказал о них? — Ты. Только что. Прости, если… — Господи! О, повелитель солнца! Что мне делать? — Доверься мне.

Он положил руку ей на лоб и едва не отдернул, — настолько сильным был жар. Девушка покачала головой, словно его просьба причинила ей боль. — У меня есть право нести то, что я несу. Но я не могу воспользоваться этим. Я недостойна.

Джереми показалось, что несчастная решила, будто он обвинил ее в краже… но ведь ему было действительно все равно — украла она что-либо или нет. Сал была его, а он был ее. Она доверилась ему. — То, что ты несешь, так важно? Я могу взять эту вещь себе. И спрятать.

Сал набрала побольше воздуха в грудь, хотя каждый вдох, видимо, доставлял ей сильную боль. — То, что я несу… это страшная ноша. Нельзя сваливать ее на тебя. Пока нельзя.

Сердце Джереми кольнуло болезненное подозрение, что Сал не доверяет ему так же безгранично и искренне, как он ей.

Эти чувства незамедлительно отразились на его лице. — Нет, милый! Мой дорогой Джереми, да помогут тебе все боги. Ради безопасности тебе лучше не знать…

Он не стал переспрашивать, ради какой безопасности — его или ее тайны. У Сал снова начался бред, она принялась бормотать что-то неразборчивое, временами впадая в забытье.

И все же у подруги Джереми случались и просветления. Во время одной из таких передышек она опять яростно запретила ему посвящать кого-нибудь в свою тайну. — Хорошо, — кивнул он. — Не могу представить, кому бы я мог доверять здесь. Разве что повивальной бабке, так ты как будто не беременна… Ее лицо вспыхнуло. — Э-э, я не имел в виду… — Ничего, — грустно улыбнулась Сал. — Хвала добрым богам хоть за эту малую милость. — А кто эти добрые боги? — поинтересовался Джереми.

Она не ответила, хотя юноша счел свой вопрос серьезным. — Все равно не говори ничего повитухе. Едва ли она сможет сделать что-нибудь, что не смог ты.

Джереми оставил Сал, прошептав на прощание, что скоро вернется и принесет еды.

Несколько часов он прилежно трудился, пока в сердце нарастала тревога и странное напряженное вдохновение. Юноша старался не подать виду, что он чем-то взволнован, и как будто это ему удалось.

И все это время одинокая девушка, возможно, сходила с ума от болезни и неопределенности.

Прежде он никак не мог добиться от Сал названия конечного пункта ее путешествия. Но постепенно болезнь брала свое, и бедняжка призналась, что должна передать свою ношу кому-то из Академии. Снова придя в себя, Сал словно осознала, что жизнь ее висит на волоске, и назвала имя. — Профессор Александр. — Что? — Это человек, тот, кому ты должен передать мою ношу, если я умру. — Твое таинственное сокровище? Хорошо. Профессор Александр. Только ты не умрешь.

Джереми не был уверен, что «профессор» имя собственное, а не данное. Или что это не должность или звание, вроде «старосты» или «доктора». Но он выяснит. Он все выяснит. — А если он… профессор Александр… — Ну? — Если окажется, что он умер или… или пропал… — Ну? — Тогда ты отдашь это… Маргарет Шаландон. Она тоже… достойна. — Маргарет Шаландон, — медленно повторил он незнакомое имя. — Передам. — То, что я несу… — Но что это? Скажи. …настолько важно… если бы я была достойна…

Но Сал упрямо отказывалась посвятить своего спасителя в эту последнюю и самую важную тайну. Скорее это небольшая вещица, подумал Джереми. Пока он обихаживал девушку, как сиделка, то видел почти все части ее тела. В потайных карманах, если таковые были, не уместилось бы ничего, кроме листа бумаги. «Наверное, это какая-нибудь карта или список имен», — решил Джереми. Но оставил свои догадки при себе. — Джереми. — Да, Сал. — Если ты туда доберешься, а я нет… ты должен будешь передать ему то, что я тебе дам. — Хорошо. — И сказать… — Да. — Семеро из нас остались в живых… под конец. Мы сделали все, что смогли. И разошлись в разные стороны. Чтобы труднее было нас выследить. — Я должен буду передать профессору Александру, что вы разошлись в семь разных сторон и что вы сделали все, что смогли. Так? — Достаточно. Он поймет… Джерри? Тебя друзья звали Джерри? — Звали, когда у меня были друзья.

И то ли Сал действительно захотелось выслушать историю его жизни, то ли Джереми так сильно захотелось рассказать, он убедил себя, что Сал и вправду этого желает.

Но, услышав ее прерывистое дыхание и, заметив нездоровый вид девушки, Джереми прервал печальный рассказ и обратился к более насущным проблемам. — Сал, я передам то, что ты хранишь, что бы это ни было. Я отдам эту вещь одному их тех, кого ты сочла достойными доверия. Я запомнил их имена. Либо же я спрячу эту штуку где-нибудь поблизости… пока тебе не станет лучше. И никто ее не найдет. — Я знаю… Джерри. Но не могу. Не могу нагрузить тебя еще и этим. Я пока жива. Я пока надеюсь поправиться. Мы отправляемся завтра или послезавтра. — Девушка замялась, словно обдумывая какой-то важный вопрос. — Но если я умру, ты должен будешь взять это.

Джереми стиснул кулаки от беспомощности. Казалось, они кружат по бесконечным лабиринтам ее бреда. И нельзя было грубить бедняжке, нельзя пытаться силой отобрать ее сокровище, чем бы оно ни оказалось. — Но что это?

И вновь что-то — сомнения, страхи, надежды — остановило Сал. «Недостоин!» — Ты можешь хотя бы показать мне это? Несколько мгновений девушка мучительно размышляла. Потом покачала головой. — Пока нет. — Сал, ну как я…

Но Джереми оборвал себя, решив, что у Сал снова начался бред. Поздно ночью Джереми лежал на сеновале, на копне свежего теплого сена и слушал, как по крыше барабанит дождь. Он честно пытался уснуть, завернувшись в плед, который служил ему и матрасом и одеялом одновременно. Как бы юноша ни извернулся, все равно в крыше находилась щель, через которую холодные капли падали на него. Джереми стянул всю одежду — если мокрым, то лучше уж голым — и сердился на дождь. Завтра попробуй потаскай тачку, что наверх, что вниз по скользкому глинистому склону.