Некоторое время никто не говорил ни слова. Плотное облако дыма стояло в комнате, и в ярком свете голой лампочки лица казались бледными и усталыми.

— И вовсе не грубо! — возмущённо сказал Марч. Диктор описал нападение на санитара как «грубое». — Выдал ему прямой в челюсть и всё. — Марч сжал пальцы и резко махнул кулаком.

— Вот так. Разве это грубо?

Дортмундер повернулся к Чефуику.

— Ты передал камень Гринвуду?

— Конечно.

— Не выронил его где-нибудь на пол?

— Нет, — обиженно ответил Чефуик. — Я отлично помню.

— А зачем?

Чефуик развёл руками.

— Сам не знаю. Под влиянием момента. Я должен был ещё нести свою сумку, а у него пустые руки. Я немного занервничал и отдал ему камень.

— Но полицейские ничего не нашли.

— Возможно, он его потерял, — предположил Келп.

— Возможно. — Дортмундер повернулся к Чефуику. — Ты нам не заливаешь, а?

Чефуик оскорблённо вскочил на ноги.

— Обыщите меня, — кричал он, — я требую! Я много лет на этой работе и проделал не знаю сколько ограблений, и никто никогда не подвергал сомнению мою честность. Никогда! Я настаиваю, чтобы меня обыскали.

— Успокойся и сядь, — сказал Дортмундер. — Я прекрасно знаю, что ты его не брал. Просто нервы расшатались.

— Я настаиваю, чтобы меня обыскали!

— Обыщи себя сам, — отмахнулся Дортмундер.

Отворилась дверь, и вошёл Ролло с очередным стаканом шерри для Чефуика и льдом для Дортмундера и Келла, которые пили бурбон.

— Ничего, в другой раз повезёт, — подбодрил он.

Чефуик, забыв о стычке, сел и приложился к стакану.

— Спасибо, Ролло, — сказал Дортмундер.

— Я бы, пожалуй, — проговорил Марч, — выпил ещё кружку пива.

— Чудеса, да и только, — удивлённо произнёс Ролло и вышел за дверь.

— Что он имеет в виду? — с недоумением спросил Марч, оглядев друзей. Никто ему не ответил.

Келп повернулся к Дортмундеру.

— А что я скажу Айко?

— Что камня у нас нет.

— Он мне не поверит.

— Это очень грустно — вздохнул Дортмундер. — Скажи, что хочешь. — Он допил свой стакан и встал. — Я возвращаюсь к себе.

— Пойдём со мной к Айко, — попросил Келп.

— Ни за что, — отрезал Дортмундер.

Дортмундер понёс к кассе буханку хлеба и банку сгущённого молока. Кассирша положила хлеб и молоко в большой бумажный пакет, и он вышел с ним на тротуар, прижимая локти к телу — несколько неестественно, но, в общем, ничего страшного.

Дело было пятого июля. Прошло девять дней после фиаско в «Колизее». Дортмундер находился в Трентоне в Нью-Джерси.

Светило солнце, но, несмотря на жару, Дортмундер был в лёгкой, почти наглухо застёгнутой куртке поверх белой рубашки и может поэтому казался злым и раздражённым. Через квартал от магазина положил пакет на капот стоящий у тротуара машины.

Сунув руку в правый карман куртки, он достал банку тунца, бросил её в пакет. Потом пошарил в левом кармане и вытащил два набора бульонных кубиков, которые также бросил в пакет.

Затем сунул руку в левый карман брюк, выудил зубную пасту и тоже положил её в пакет. Затем опустил молнию на куртке и достал пакет американского сыра, который тоже положил в пакет. И, наконец, из области правой подмышки извлёк упаковку нарезанной колбасы и присоединил её к остальному. Пакет был теперь гораздо более полным, чем недавно, и, взяв его в руку, Дортмундер отправился к себе домой.

Домом служил жалкий, занюханый отель. Дортмундер платил дополнительно два доллара в неделю за комнату с умывальником и газовой плитой, но полностью покрывал это экономией, так как питался дома, готовя себе сам.

Дом!… Дортмундер зашёл в свою комнату, пренебрежительно осмотрел её и разложил провизию. Он поставил воду на огонь — для растворимого кофе потом сел просмотреть газету, которую стащил утром. Ничего интересного. Уже целую неделю газеты не вспоминали о Гринвуде, а больше ничего в мире Дортмундера не волновало.

Триста долларов, полученных от майора Айко, растаяли, словно дым. Прибыв в Трентон, Дортмундер зарегистрировался в полицейском участке, как выпущенный под честное слово, — зачем напрашиваться на неприятности? — и ему предложили паршивую работёнку на муниципальном поле для гольфа. Он даже вышел туда как-то днём, подстриг зелёную травку, цветом напоминавшую ему трижды проклятый изумруд, и обгорел.

Этого было достаточно.

Дортмундер пил кофе и просматривал комиксы, когда в дверь постучали. Он вздрогнул и машинально посмотрел на окно, пытаясь сообразить, есть ли там пожарная лестница, потом вспомнил, что в настоящий момент он не в розыске, и, обозлённый на себя, пошёл открывать дверь.