Шрифт:
1823 г. ШЛЮПЪ ОТКРЫТIЕ
А чуть пониже:
ЗД h СЬ БЫЛЪ ВАСЯ
Гвоздик не знал русских букв. Но буква "Я" – последняя в слове "Вася" – просто щелкнула его по глазам! Будто "R", только перевернутая, как в зеркале… В зеркале?!
И написана в круглой вмятине, словно кто-то вдавил в камень донышко кастрюли!
Гвоздик подскочил так, что его мочальная юбочка взлетела до подмышек.
– Ваше величество, дайте, пожалуйста, топорик! Скорее!..
У короля торчал за плетеным поясом маленький стальной топор с узорчатой рукояткой.
– Спасибо, ваше величество!.. Чинче, иди сюда! Присядь… Вот так! – Гвоздик взлетел на широкие плечи коротышки и застучал обухом по каменной стене. Пониже буквы "Я".
Тук! Тук! Тук! – отдавались в тишине глухие удары. А потом – бух! – отозвалась под камнем пустота. Гвоздик взвизгнул от радости и ахнул топориком изо всех сил. Обух пробил тонкую плитку, открылась черная дыра. Гвоздик сунул руку.
– Там что-то круглое… Бочонок!
Вмиг была разломана хитрая – под гранит – штукатурка! Папаша Юферс и шкипер Джордж приняли бочонок на руки. Он был небольшой – шлюпочный анкерок.
– Пуда два, – заметил папаша Юферс. – Гм… Если бы он был полон золота, то весил бы потяжелее…
– Почему полон? – нервно сказал шкипер Джордж. – А не хотите, если половина? Все равно это миллионы…
Макарони только шептал какие-то заклинания. Потом он сказал, что не надо бы открывать бочонок здесь. Лучше отнести его к лодке, пообедать, а потом уж…
На Макарони замахали руками. Тут же топориком выбили у анкерка днище. В бочонке оказалось что-то завернутое в промасленную парусину. Ее торопливо размотали. Под парусиной открылась тонкая кожа, ею было обмотано что-то похожее на тяжелую подушку. Размотали и кожу. Увидели, что "подушка" обернута плотной бумагой и обвязана пеньковым тросом.
Размотали трос, торопливо разорвали бумагу. А под ней…
Под бумагой оказался большой пузатый портфель из коричневой потрескавшейся кожи. С двумя медными замками. С такими портфелями ходят на службу банковские чиновники и адвокаты.
Портфель был наполнен чем-то тяжелым. Дядюшка Юферс и шкипер Джордж щелкнули замками, откинули кожаные клапаны. Переглянулись, оглядели всех. И, ощущая торжественность момента, приподняли и опрокинули портфель над каменным полом. Тусклый блеск хлынул под ноги искателям сокровищ.
Но это было не золото. Это были медные пуговицы.
Четвертая часть КЛАД БОТОНЧИТО
1. Уныние. – Макарони подозревает колдовство. – "Все не так просто". – Клеенчатая тетрадь.
Не передать словами общего удивления и огорчения. Папаша Юферс как-то даже похудел и сморщился.
– Ох, елки-палки, – вздыхал шкипер Джордж. – Как говорил мой дедушка… Впрочем, дедушка Анастас ничего не говорил по этому поводу. За всю богатую приключениями жизнь ему не преподносили столь увесистую дулю с маком.
– Как ребята расстроятся, когда узнают про такую шутку, – бормотал коротышка Чинче.
– Да… Недаром ходили слухи, что Ботончито был большой шутник, – горько сказал папаша Юферс. – Вот, видать, и решил посмеяться над любителями чужих сокровищ. Пускай, мол, ищут, а когда найдут… Небось хихикает сейчас в гробу…
– Тише, тише, – перепугался Макарони. – Возможно, его дух сейчас здесь, и…
– Ну и хорошо, что здесь! – подскочил Чинче. – Пусть слышит! Скотина ты, капитан Румб! И жулик! Правильно Красный Жук дал тебе пинка, когда ты украл его пуговицы!
Макарони чуть в обморок не грохнулся. Зажал уши. Черные громадные тени в свете фонаря шевелились на стенах.
– Те пуговицы нам очень пригодились бы, – уныло сказал шкипер Джордж. – Но Ботончито оставил их, конечно, себе, а в портфель положил одни медяшки. И правда парень с юмором…
– Т-с-с… – опять испугался Макарони. – Нельзя так… Может быть, господин капитан Румб нарочно превратил монеты в медные пуговицы. Потому что мы говорили о нем без уважения.
– Тьфу на тебя! – в сердцах сказал Чинче.
Лишь король Катикали и его телохранитель вежливо молчали. Правда, Кео-Лумули тихонько прошептал своему повелителю:
– Оваи-ваи, сколько украшений…
Но король ответил строгим шепотом:
– Помолчи. Нехорошо радоваться, когда люди расстроены.
Гвоздик сидел на корточках и молча перебирал пуговицы. Макарони сказал ему с укоризной: