Шрифт:
— У кого?
— У клеточек, ясное дело!
— И… чем всё кончилось?
— Погнал к хирургу, — нехотя отозвался Ефрем. — Что было дальше — не знаю. Наверно, оттяпал он ему эту хренотень… со всей философией… за компанию…
Слова наставника прозвучали убедительно и зловеще. Всё же Глеб нашел в себе силы осклабиться:
— Не жалко было?
— Жалко, — опечалившись, признался колдун. — Дефиниции мне у них шибко нравились… А куда денешься? Вот и нас теперь тоже… — Стукнул кулаком по колену, гневно ухнул нутром. — И ведь говорили, говорили придуркам: кончайте размножаться — заметят… Куда там! В Европе — ещё ладно: у христиан души одноразовые, сильно не расплодишься. А на Востоке-то — реинкарнация! Вот и достукались… Куда ни глянь — НЛО так и роятся! А это ведь, Глеб, медицинские зонды: исследуют они нас, кое-кого даже вон на анализ берут… перед операцией…
И столько послышалось в его голосе отчаяния, что юноше и впрямь стало не по себе.
— Вырежут… — оторопело повторил он. — И… куда мы потом? В Царство Небесное?
— Жди! Разлетелся! — бросил в сердцах кудесник. — Всё вырежут, понял? И астрал, и Царство Небесное! Я ж сказал: до последнего метастаза!
Вот теперь, похоже, Глеб испугался всерьёз.
— Когда начнут? — еле выпершил он.
Ефрем Нехорошев уклончиво повел бровью.
— Уже инструменты готовят…
Глеб вскочил.
— Да сиди ты! — буркнул колдун. — Это по ихним меркам — уже. А по нашим… — Задумался, прикинул. — Миллениума полтора еще протянем…
Дрыхнущий на мониторе Калиостро шевельнулся, приоткрыл циничные светло-зеленые глаза и укоризненно взглянул на остолбеневшего Глеба, как бы желая сказать: «Ну а ты что, первый день с ним знаком, что ли?»
До встречи с Ефремом Глеб Портнягин неизменно предпочитал мимолётное вечному — и был, пожалуй, прав, поскольку вечное, в отличие от мимолётного, никуда, согласитесь, не денется.
Выяснив, что конец света отодвигается за грань разумения, он мигом воспрянул духом и двинулся в кухню — похвастаться самостоятельно добытым приворотным корешком. Однако общение с кудесником даром не проходит: приоткрыв уже дверцу холодильника, юноша помедлил, недоумённо сдвинул брови. Вырежут. Чепуха какая-то! Вот так просто возьмут и вырежут?
Он захлопнул дверцу и пошёл обратно. Старый колдун Ефрем Нехорошев по-прежнему горестно цепенел на табурете.
— А эти! — с вызовом сказал Глеб. — Ну, которые нас резать собрались… Может, они сами опухоль!
— Да наверняка… — безразлично ответил чародей.
— Так может, их раньше, чем нас, оттяпают!
Кудесник вздохнул.
— Во-первых, вряд ли. У тех, в ком они завелись, время ещё медленней идет… А во-вторых, нам-то какая разница?
Юноша подумал и тоже сел.
— Козлы! — расстроенно сказал он. — Чуть что — сразу под нож! А лечить не пытались?
— Ещё как пытались! Чума, оспа, сифилис… теперь вот СПИД…
— А говорили, чума — это кара Божья…
Колдун раздражённо дернул бровью:
— Да там уже не разберёшь: где лечение, где самолечение… В Царстве-то Небесном тоже забеспокоились! Сначала просто промывали…
— Чем?
— Водой! Кстати, подействовало… поначалу… Потом опять рецидив. Решили прижигание попробовать — два города прижгли: Содом и Гоморру… Нет чтобы сразу! Не помогло, короче… Растёт опухоль и растёт! Христа прислали. Апостолы — те сразу поняли, к чему он клонит: лучше не жениться. Чтобы, значит, людишек зря не плодить…
— Эх… — прервал его с чувством Глеб. — Да разве можно с таким народом по-хорошему!
— По-всякому пытались, Глебушка, по-всякому… Гитлер, Сталин, Пол Пот… Тоже ведь добра хотели — человечество уменьшить, чтобы ни одна сволочь нас в микроскоп не углядела… Ничего не помогает… — Колдун пригорюнился, подпёр кулаком щёку. — Живучие мы, Глебушка… — Он опустил свободную руку почти до уровня пола и меланхолически принялся оглаживать что-то плоское и незримое. Надо полагать, учёная хыка, почувствовав, что у хозяина дурное настроение, рискнула выбраться из-под кровати и теперь, неслышно поскуливая, путалась в ногах.
Глеб ворочался на узком ученическом топчанчике, ежеминутно проваливаясь то ли в сон, то ли прямиком в не вырезанный ещё астрал. Мерещились ему (а может, и не мерещились, может, действительно каким-то образом воспринимались) стальные отсветы огромных ланцетов и оглушительный, как армагеддон, шорох сдираемого с лезвий целлофана.
Понятно теперь, почему человечество одиноко во Вселенной: чуть какая цивилизация разовьется — чик! — и оттяпают, пока метастазы в космос не пустила. А выживают только маленькие, неприметные — вроде жировичков…